Модель иглы Кощея
Осмотревшись после приезда, я начал подыскивать работу. В появившееся впервые за
несколько лет свободное время я читал о том, как устроена американская экономика. Я
подходил к проблеме с двух сторон.
С чисто практической, я хотел найти перспективную работу и хорошую зарплату. По
предыдущему опыту я прекрасно знал, что мало разбираться в технологиях, надо понимать
бизнес. С другой стороны, надо было наконец-то восполнить пробелы в образовании и
почитать экономическую теорию, полностью отбросив как правую, так и левую политику и
идеологию. Кроме того, я хотел понять, по каким направлениям развивается рынок, и в чём
причины плачевного состояния России. Два подхода сливались – не зная макроэкономику,
нельзя планировать и свою жизнь. Это полностью подтверждал шедший в тот момент,
осенью 1998 года, финансовый кризис в России.
Писать диссертацию я не собирался. Мне была нужна простая, логичная модель рынка для
собственного употребления. Я исходил из того, что какой бы запутанной не казалась
экономика, в конечном счёте она охватывает всех людей, даже полуграмотных. Поэтому её
главные принципы не должны быть сложными. Я много лет занимался анализом сложных
систем, и, при доступности любых учебников, построить простейшую схему экономики, мне
представлялось делом техники. Я начал читать в нескольких направлениях.
Во-первых, это были книги о возникновении, развитии и повседневной работе крупных
корпораций. Я старался выбирать книги, написанные участниками событий, но не университетскими учёными. Я изучал историю ДЭК, ИБМ, Эппл, Микрософт, Go, Нетскейп,
АОЛ, E-Bay, частично Крайслера и Форда. Позднее добавились материалы об Интернеткомпаниях,
многие из которых к моменту выхода книг о них успели разориться.
Параллельно я изучил организацию японских конгломератов зайбатсу и кейретсу и
корейских чиболов.
Пожалуй, главный вывод из этой части прочитанного в том, что суть существования
любой компании – не производство лучшего продукта, как казалось до этого. Суть –
конкурентная война. Продукт вторичен, он только оружие в конкурентной войне.
Во-вторых, это были книги о финансовых рынках. Финансы и особенно акции – ключ к
любому бизнесу.
С одной стороны, я читал мемуары профессионалов. Я захватил весь цикл финансовой
жизни фирмы – книги предпринимателей, директоров, венчурных капиталистов,
инвестиционных банкиров, игроков на рынке акций, дэй-трейдеров, спекулянтов на бондах.
Среди них были «отцы» Интернет-бума из фирмы Клейнер-Перкинс; спекулянт, разоривший
старейший английский банк Бэрингс; знаменитый в Америке инвестор Уоррен Баффет и
небезызвестный Джордж Сорос.
С другой стороны – книги об инвестициях для потребителей. О том, как быстро
разбогатеть на акциях, на золоте, на азиатских рынках. Как покупать дома и спекулировать
недвижимостью. Как вкладывать в паевые (mutual) фонды, в пенсионные счета. Как умереть
богатым, как не платить налоги, как пользоваться оффшорами. Как анализировать
статистику для предсказания рынка. Книги о том, как влияет расположение планет на
стоимость акций, я опустил. Я регулярно читал журнал «Форчун», другие издания для
инвесторов, и просто следил за новостями. Самая большая в истории спекулятивная
пирамида раздувалась на моих глазах.
Из этой части прочитанного главный вывод был том, что финансовые рынки в наше время
живут по своим правилам, связь с реальным производством утеряна.
В-третьих, я выбрал два стандартных университетских учебника по экономике, которые
были написаны нормальным языком и не перегружены цифрами, и начал внимательно
разбираться в них. Из дополнительных академических книг мне понравился американский
экономист 1950-60-х годов Джон Гэлбрайт (John Galbraith). В отдельном ряду стоял
претендующий на всезнайство английский журнал «Экономист», который каждой своей
статьёй поучал читателей, особенно глупые страны третьего мира и Россию, что значит
правильная рыночная экономика.
Если объяснения микроэкономики, на уровне фирмы, были довольно логичны, то в
макроэкономике, на уровне стран, оказалось много тумана. Но один вывод был чёток и
прямо противоречил тому, что рекомендуется России. В собственных западных учебниках
много раз повторено, что для выхода из экономического кризиса нужно сильное вмешательство государства1, а не предоставление рынка самому себе. Иначе кризис может
идти вниз по спирали сколь угодно долго.
В-четвёртых, я взял книги, описывавшие экономические кризисы. Любую систему
интереснее всего рассматривать в точках её максимального напряжения. Кроме того, я искал
аналогии с ситуацией в России.
Я читал о спекулятивных пирамидах, начиная с тюльпанов в Голландии XVI века и
заканчивая массовым банкротством сберегательных союзов в США в конце 1980-х годов.
Про кризис и гиперинфляцию в Германии после поражения в Первой мировой войне и про
экономические причины возникновения фашизма. Про Великую депрессию в США,
предшествовавший ей биржевой бум и политику Рузвельта по выходу из депрессии.
Было очевидно, что учебники экономики иногда прямо противоречат тому, что
происходило в истории. Что история по сути постоянно повторяется, а и у массы, и у авторов
университетских учебников – поразительно выборочная и короткая память. Что Интернет-бум
конца 1990-х – прямая копия бума 1920-х годов. Даже заголовки газет в 1929 и в 1999
году совпадали.
Было очевидно, что Интернет-бум закончится сильной депрессией. В довершение я
пришёл к мысли, которой сам не поверил – из такой сильной депрессии можно будет выйти
только через большую войну. Зимой 1999 года сама мысль о масштабной войне показалась
абсурдной.
У меня появилось много новых знаний, но полная картина не складывалась. Я чувствовал,
что между нашим, русским, мышлением и западным есть какая-то принципиальная разница,
но по книгам её нельзя понять. Я хотел поскорее попасть на работу, чтобы бок о бок
поработать с канадцами.
|