Джек Швагер – известный финансист, автор таких финансовых бестселлеров, как "Новые маги рынка", "Технический анализ. Полный курс" и др. "Маги фондового рынка" – последняя книга знаменитой серии "Маги рынка", в которой автор берет интервью у наиболее успешных американских трейдеров и портфельных управляющих.

В июне 1999 года Стюарт Уолтон, один из самых успешных трейдеров эпохи 1990-х, имея в управлении $150 млн. и блестяще работая на рынке ценных бумаг, возвращает капитал инвесторам и прекращает торговлю акциями. Свое решение он объясняет невозможностью полностью сконцентрироваться на работе, которой, по его мнению, не стоит заниматься, «если не можешь выкладываться на все 100%». Тяжело переживая разрыв с женой, Уолтон чувствует, что не в силах, как прежде, с головой окунуться в дела. Результаты, достигнутые им за предшествующие восемь лет, без преувеличения можно назвать великолепными: 115% среднегодового прироста капитала с учетом реинвестиций торговых прибылей (для клиентов — 92% после вычета комиссии за управление портфелем); максимальная годовая прибыль 274%, минимальная (без учета нескольких месяцев 1999 года) — 63%.

Карьера Уолтона-трейдера — это цепь парадоксов и противоречий. Мечтая о будущем художника и писателя, он попадает на фондовый рынок; увлекаясь наукой и презирая «торгашей», погружается в сферу финансов. Просыпаясь, он чувствует, что не выдержит больше на рынке ни дня, и немедленно увольняется. Проходит несколько лет — и акции делаются его страстью и призванием. Его первые, поистине плачевные опыты в области ценных бумаг едва не приводят к банкротству, но с течением времени он добивается потрясающего успеха, ежегодно удваивая капитал.

Уолтон, родившийся и выросший в Канаде, принял меня в своем офисе в центре Сан-Франциско. Он управляет капиталом, выражающимся девятизначным числом, без единого помощника: в конторе нет ни трейдеров, ни бэк-офиса, ни программистов, даже секретарша работает через день. Фирма Reindeer Capital - это Стюарт Уолтон, и только Стюарт Уолтон. Одиночество — его принцип. За свою жизнь Уолтон столько раз ошибался, следуя чужим советам, что наконец в полной мере осознал необходимость самому выбирать пути на рынке.

Разговаривая со мной, он держался приветливо и свободно. Вопросы рождались по ходу диалога, их становилось все больше, время текло незаметно; взглянув на часы, я обнаружил, что интервью длилось пять часов.

Почему вы назвали компанию Reindeer? Северный олень — это символ или просто любимое животное?

Я назвал ее в честь прадедушки, Уильяма Гладстона Уолтона: «Северный олень» — это прозвище, которое он получил после миграции оленей, которую удачно сумел организовать. О Уильяме Гладстоне мне рассказывал дедушка, умерший в прошлом году в возрасте ста лет; он пожил в двух веках, а мог бы пожить и в третьем. В 1892 году двадцатитрехлетний англичанин Уолтон Олень отправился миссионером в северную Канаду. За год он объездил на собачьих упряжках и в каноэ около двух тысяч миль: основную паству составляли эскимосы и индейцы, а они кочевали в районе Полярного круга.

Как-то в северном Квебеке начались страшные лесные пожары, погибла чуть ли не вся растительность, местное население оказалось на грани голодной смерти. Тогда Уолтон предложил пригнать с Аляски в Квебек сибирских оленей, их еще называют карибу. Он сумел убедить правительство дать денег на миграцию и сам ее организовал. Он провел три тысячи оленей через всю северную Канаду, путь занял почти пять лет: с 1921 года по 1925. У северных оленей нет такого стадного чувства, как у коров: каждый бежит, куда хочет.

Как ему удалось их направить в Квебек?

Карибу объедают одно пастбище и перемещаются к следующему. Уолтону приходилось очень тщательно продумывать маршрут. Уцелело примерно три четверти стада: остальные умерли или разбежались. Он сумел навсегда изменить пути миграции сибирских оленей. Карибу отлично прижились в северном Квебеке, а прадедушка стал местным героем.

Называя компанию, вы хотели выразить уважение предку или подчеркнуть некую мысль?

Я хотел сказать, что прадедушка принес обществу пользу, в сравнении с которой все мои достижения ничего не стоят.

Когда вы пришли на фондовый рынок?

Сразу после того, как получил МВА в университете Макгиль. Раньше я хотел быть мультипликатором.

Мультипликатор с МВА? Вы собирались создать бизнес-мультипликацию?

Нет, мультипликация была до университета. Я окончил колледж и мечтал делать мультфильмы. Пошел на собеседование к декану художественного факультета. Он сказал: «Молодой человек, если вы готовы потратить годы на то, чтобы изображать человеческое тело не хуже великих мастеров, а потом получать по пять долларов в час за мультфильмы, милости просим к нам". Его слова слегка охладили мой пыл. К тому времени у меня было несколько напечатанных рассказов — в колледже я время от времени сочинял. Я подумал, что сделаю карьеру в журналистике: выгодное занятие, к тому же творческое.

Итак, вас увлекала возможность творить. Почему все кончилось МВА?

Потому что заняться писательством не получилось. Тогда я решил искать профессию, которая сможет меня прокормить.

Почему вы не пошли на факультет журналистики?

Я подал документы в несколько мест. Летом, когда я был у родителей — они тогда жили в Бразилии, — пришел отказ из Карлтонского университета, их факультет журналистики считался лучшим. Когда принесли письмо, у нас были гости. Возможно, дело было в кайпиринхас — это бразильский ром, — кажется, к тому времени я его выпил порядочно, во всяком случае, я подумал: «Это знак; жизнь должна измениться». С журналистикой было покончено. Стоило либо учиться в хорошем месте, либо не учиться вовсе.

Вы выиграли оттого, что тогда получили отказ?

Безусловно. Отец всегда говорил, что мне важно понять, где хобби и где — карьера. Я уверен в его правоте. Мама как-то спросила, не жалею ли я, что бросил свои увлечения. Я ответил, что нет: у меня в голове была только торговля, а она шла отлично. Но чем дальше, тем чаще всплывают прежние интересы. Не исключено, что когда-нибудь я снова возьмусь за старое.

За сочинительство или за рисование?

И за то, и за другое, а возможно, появится третье. По-моему, фильмы, особенно, короткометражные — это область, где можно быть и художником, и писателем сразу. У меня множество проектов. Не коммерческих; картина, которую я задумал, во всем мире будет оценена лишь двумя-тремя зрителями.

Вы работали в кино?

Никогда. Даже камеру не держал. Придется пойти на специальные курсы.

Хотите бросить торговлю и заняться искусством?

Я восхищаюсь людьми, которые готовы терпеть лишения ради мечты. У нас был в колледже парень, он хотел стать рок-звездой. Сейчас у него своя группа, Cowboy Junkies. Когда мы учились, он не мог сыграть на гитаре двух нот, а теперь на его концерты не попасть. Я — другой. Я привык жить в комфорте, а работа на рынке - способ создавать и поддерживать благополучие. Мне хотелось бы вспомнить прежние увлечения, но едва ли в ближайшее время это осуществимо.

Что вы предприняли, получив отказ с факультета журналистики?

Подал документы на МВА. Мне казалось, что с этой степенью можно найти неплохую работу.

Вы наметили конкретную сферу деятельности?

Я рассчитывал пойти в рекламу, думал, что эта область связана с творчеством. Впрочем, проверить не удалось. Когда я оканчивал университет, канадская экономика была в жутком упадке. Выпускникам предложили всего две вакансии. Одна — стажер в Lloyds Bank. Мне понравилось, что работать придется в Лондоне или в Нью-Йорке. Я представил себе, как приятно там будет пожить. Подал заявление, и меня приняли. Стажерский курс проходил в Нью-Йорке. Меня назначили в отдел торговых операций с валютой — полная глупость, потому что целью стажировки была работа с банковскими кредитами; меня должны были обучить и отправить обратно в Канаду.

Так что на рынке вы оказались случайно?

И уверен поэтому, что торговать может каждый. Никакой особой предрасположенности не требуется.

Боюсь, вы не правы. Заметьте, что из сотен тысяч трейдеров едва ли найдется десяток тех, чьи прибыли сравнимы с вашими. А чем вы занимались в отделе торговли валютой?

Работал «прислугой». Принимал заявки от клиентов, готовил бумаги для трейдеров. В офис полагалось являться в 3.30 ночи — тяжелая повинность, когда ты молод, неженат и живешь в Нью-Йорке. Складывал в папки статьи из газет, проверял, на месте ли тикеты с заявками. В общем, мальчик на побегушках.

В то время у вас был интерес к финансовым рынкам?

Нет. Я был законченным идеалистом, с тоской вспоминал университет, МВА и спрашивал себя: «Для чего нас учили? Кому здесь нужна моя степень?»

Сам отдел был местом не слишком приятным. Общая атмосфера скорее могла отвратить от торговли. В офисе я впервые столкнулся с американцами. До этого мой круг общения составляли канадцы. Канадцы более старомодны, им важно «остаться на высоте», соблюсти приличия. В Америке принято добиваться своего любой ценой. В отделе некоторые на меня просто орали. Как правило, никакой вины за мной не было. Наверное, им просто надо было выместить на ком-то свои неудачи, а может быть, я «прислуживал» недостаточно расторопно. В общем, я каждый день уходил домой в расстроенных чувствах.

Сколько времени вы проработали в такой обстановке?

Около полугода. Пошли слухи, что меня собираются вернуть в Торонто, и я уволился. К тому времени я освоился в Нью-Йорке, познакомился с девушкой, на которой потом женился, так что уезжать не хотелось. Я устроился в филиал другой канадской компании — Wood Gundy. Они обещали помочь с green-card: это было существенно, потому что раньше я имел только временную визу.

На какую должность вас взяли?

Не многим более приятную. Я прошел курс стажировки и попал в отдел торговли акциями. Надо было сидеть и принимать заявки — скучнейшее занятие. Решает клиент, сделку проводит брокер на бирже, я — только посредник. Смешно, когда брокеры из отделов продаж называют себя трейдерами. Какие они трейдеры — они секретарши, которые принимают заявки. И это люди, которые в жизни не открывали позиций ни для фирмы, ни для себя.

К тому времени я впервые вложил капитал в акции. Моя будущая жена работала в Liz Claiborn и все время рассказывала, какая это замечательная компания: «Представляешь, не я разыскиваю клиентов, а они меня». Денег на инвестиции, конечно, не было, и я решил занять у отца: «Папа, есть гениальный проект; нужен начальный капитал». Он ссудил мне $10 тыс., и я все их вложил в акции Liz Claiborn. Очень скоро они поднялись на три пункта, я продал и получил прибыль. Если человек, только ступив на рынок, получает прибыль — ему конец. Через три недели пропали не только те деньги, что я выиграл на Liz Claiborn, но и весь отцовский кредит.

Что произошло?

Я так разволновался после первой удачи, что стал серьезно слушать те глупости, которые принято болтать об акциях. Утром официант, подавая мне кофе, хвалил бумагу — вечером я ее покупал. Три недели — и денег как не бывало. Следующие пять лет я расплачивался с отцом.

Что сказал ваш отец, услышав о проигрыше?

«Я знал, что этим кончится. Но я рад, что ты затеял дело и довел его до конца». Самое смешное, что акции Liz Claiborn, для которых я, собственно, брал взаймы, продолжали идти вверх и за год выросли в несколько раз.

Как вам работалось на новом месте?

Отдел торговли акциями Wood Gundy был еще одной вариацией на тему нью-йоркских нравов. Находишь в контору — и немедленно слышишь обращенный в свой адрес крик. Обычный стиль общения, но беда в том, что я очень плохо к нему приспособлен. В нашем зале, в другом конце, помещался отдел торговли облигациями, там все было тихо и мирно. Никто не кричал, люди вежливо переговаривались. Мне хотелось туда. Я написал заявление и перевелся в отдел торговли облигациями.

У Wood Gundy тогда была цель сделаться крупнейшим дилером на рынке американских казначейских облигаций, и они набирали трейдеров. Принимали всех подряд. Начались жуткие убытки. Был трейдер, который спрятал тикеты, чтобы не узнали, сколько он проиграл. В конце концов всех, кроме меня и еще нескольких ребят, выгнали.

В отделе облигаций вы чувствовали себя более уютно?

В чем-то — конечно. Было приятно находиться среди нормальных, спокойных людей. Размеры позиций по облигациям не сопоставимы с позициями по акциям: они на порядок выше, и это тоже увеличивает интерес. Появляется чувство собственной значимости: ты один можешь выиграть или проиграть в пять раз больше, чем все двадцать сотрудников отдела акций. С другой стороны, отвечать за портфель разнообразных неликвидных бумаг, по большей части иностранных, — дело довольно неприятное.

В 2 или в 3 часа ночи тебе звонят из Японии, и ты, ничего не зная о рынке, должен называть цены покупки-продажи на огромные лоты неликвидных облигаций. А поскольку ты засыпаешь, сбиться очень легко. Причем если ты ошибешься на целых 100 базисных пунктов, они ловят тебя на слове. Всем будет ясно, что человек оговорился, твой убыток составит $1 млн., и все равно сделку признают действительной.

С вами такое случалось?

Да-да.

Ошибались на $1 миллион?

Не совсем на миллион. На $300 тысяч.

Из-за неверной котировки?

Я был в полусне. Решил, что доходность равна 9,5%, а на самом деле она равнялась 10,5%.

Сделка по очевидно ошибочной котировке всегда признается действительной?

В США ее наверняка не признают, да и в Японии теперь, по-моему, тоже.

С каким результатом вы торговали?

Результат оказался неплохим, и меня повысили. Я стал самым молодым вице-президентом в Wood Gundy.

Какими принципами вы руководствовались, покупая и продавая?

Я работал без всякой системы. Как тогда мне казалось, в изменении цен почти все зависело от случайности.

И все-таки вы зарабатывали. Что вас вело? Интуиция?

Я всегда доверял интуиции. Но в то время я играл хорошо, потому что на рынке облигаций был сильный бычий тренд, а я очень удачно не открывал коротких позиций. В свой самый лучший год я заработал для нашего отдела $700 тыс. — смешная сумма, если вспомнить, на сколько человек ее приходилось делить.

Как-то мы выпили с шефом, и я сказал: «Глупо называться отделом торговли: мы не торгуем, мы просто инвестируем. И если мы инвесторы, то можно было найти более перспективные инструменты для инвестирования».

«У нас своя игра, — сказал он, — нас бьют, а мы увертываемся».

Я понял, что здесь ничего не добьюсь. Я продержался три года, потому что распоряжался огромными деньгами и было весело чувствовать свою власть.

У вас появился, наконец, вкус к игре?

Да, я увлекся. Приятно сознавать, что ты можешь противостоять рынку. Правда, сами рынки, на которых приходилось работать, не вдохновляли. Угнетало в основном то, что облигации, которыми мы торговали в Нью-Йорке, были крайне неликвидны. Я решил перейти в главный офис Wood Gundy в Торонто, поскольку там можно было работать с канадскими казначейскими облигациями — бумагами вполне ликвидными. Вначале все шло отлично: главный офис, ликвидные рынки, куча работы. А через полгода Канада мне разонравилась: провинциальный замкнутый мирок, где ценится не умение торговать, а умение подать себя. К тому же мне очень надоели облигации и процентные ставки.

Почему?

Такой уж это товар. Каждое утро на совещаниях мы гадали, что будет с рынком сегодня. Сотрудник вставал и говорил, почему он считает, что цены вырастут или упадут. Обсуждали влияние курсов валют, денежной и налоговой политики, трендов процентных ставок в Америке и в других странах. Когда подходила моя очередь, я заявлял: «Рынок упадет». Они спрашивали: «Почему?» «Потому что вчера он вырос>. Они думали, это шутка, а я серьезно считал рынок эффективным, так что если цена сильно вырастала сегодня, завтра она обязана была опуститься.

Как-то раз я проснулся и понял, что больше не выдержу ни минуты общения с процентными ставками. Хватит с меня облигаций. Пошел и уволился. Для них это было дико — я прожил в Канаде семь месяцев, не больше.

Вы уволились, не имея другой работы?

Вот именно. Просто не выдержал. Самое смешное, что в тот день мне позвонила жена и сказала, что увольняется. Я знал, что ей не нравится в компании, но понятия не имел, что она собирается уходить. Удивительно, как мы оба одновременно бросили работу. Было решено не устраиваться пока, а месяцев шесть поездить по Штатам, по лыжным курортам.

Мы добрались до озера Тахо и отправились в Сан-Франциско. Влюбились в этот город и надумали переехать. Потом, когда путешествие закончилось и мы были в Торонто, мне пришло в голову еще раз посетить Сан-Франциско, чтобы проверить, действительно ли он так хорош, как кажется на первый взгляд. Теперь мы решили серьезно подумать о заработке, и каждый нашел подходящее место. Мы даже отыскали дом и договорились о цене. В общем, все устроилось. Вернулись в Торонто, наняли грузовик и перебрались в Сан-Франциско. И тут выяснилось, что работы нет. Ни для жены, ни для меня.

Что за должность вам предлагали?

Я прошел собеседование в маленькой венчурной фирме. Будущий начальник тоже окончил Макгиль.

Вы полагали, это решает дело?

Да, он принял меня с распростертыми объятьями: «Конечно, мы вас возьмем, разумеется. Переезжайте, будем ждать». Позже я пытался ему дозвониться — безрезультатно. Наконец я его разыскал и услышал: «Знаете, в этом году нам не нужны МВА». Невероятное заявление после всего, что он мне наобещал!

Все наши сбережения были отданы как первый взнос за дом, так что денег почти не осталось. Сначала не особенно волновались: считали, что через месяц-другой работа найдется. Но прошло много месяцев, а работа не появлялась. Невероятно. Я пил пиво и валялся в постели.

Впали в депрессию?

Нет, депрессии не было. Просто не хотел вылезать из кровати и бессмысленно бродить по улицам. Казалось немыслимым, что после такого успеха в Нью-Йорке здесь не нашлось самой плохонькой должности. Дошло до того, что я отправился устраиваться страховым агентом.

На что в других обстоятельствах не согласились бы?

Ни за что. Я был в отчаянии. Хватался за любую возможность. Надо было выплачивать кредит за жилье, а просить у родных не хотелось.

Какое настроение было у жены?

На удивление бодрое. Она считала, что все образуется.

Итак, нищета?

Вот именно. Наконец, через полгода жена получила работу, ее взяли в отдел розничных продаж в J. Crew-заметное понижение по сравнению с должностью, которую она занимала в Liz Claiborn. Но к тому времени она тоже готова была взяться за все, что предложат. В том месяце у нас не осталось ни цента, всю первую зарплату она отдала в счет кредита за дом.

Значит, спасение пришло в последнюю минуту. Что вы чувствовали, когда казалось, что денег не будет? Паниковали?

Опустил руки. Решил, чему быть, того не миновать. Пусть отнимут дом — какая разница. В общем, перестал размышлять о будущем. В те месяцы я увидел настоящее лицо Сан-Франциско. Будь ты из Лондона, из Лос-Анджелеса, из Нью-Йорка — до тебя нет дела. Это не тот открытый мир, к которому привыкли в Нью-Йорке или Лос-Анджелесе: приезжай из других городов, устраивайся на работу. Сан-Франциско — закрытый город. Здесь, как в деревенской общине, чтобы человека признали, ему надо сначала пожить среди местных. Сейчас мне нравится эта замкнутость, но тогда она действовала угнетающе.

Вы хотите сказать, что вакансии, на которые вы устраивались, отдавали своим?

Совершенно верно. Впрочем, и вакансий-то было немного. Мне бы и в страшном сне не приснилось, что я, занимавший до этого очень престижное место, буду клянчить любую работу. Я пошел в библиотеку, списал адреса всех, сколько-нибудь напоминавших финансовые фирм и разослал резюме. В конце концов позвонил человек, которому я приглянулся. «У меня самого нет работы, — сказал он, — но мой друг, может быть, вас возьмет».

Что именно в резюме показалось ему интересным?

Разносторонность: сочетание финансового образования и артистических склонностей.

К тому времени, как он позвонил, вы, надо полагать, стояли на краю пропасти?

Нет, отчего же. Край — это когда хуже не будет. Человек, которому понравилось мое резюме, убедил другая он занимался продажами в Volpe, Welty&Co, местной брокерской фирме — пригласить меня на собеседование. Когда я туда шел, я понятия не имел, чего ждать. Он попросил рассказать об опыте работы, и я описал свою жизнь так же, как сейчас описал ее вам.

Тогда он спросил: «Сколько вы хотите?»

Я прибавил $200 к размеру месячной выплаты по кредиту и сказал: «$2 500».

Он сказал: «А если я дам вам $4 000?»

«Тоже неплохо», — сказал я.

Он знал о ваших торговых способностях?

Нет, просто видел перечень должностей, которые я занимал. Наверное, ему показалось нечестным предлагать мне так мало.

Что входило в ваши обязанности?

Меня наняли на должность фондового брокера, работающего с институциональными клиентами, но счетов не дали. Надо было обзванивать организации и навязывать свои услуги. Из мистера Брокера, которого каждый хотел заполучить на обед, я превратился в безымянного приставалу, чье дело — уломать вас купить свои бесполезные бумажки.

Боюсь, не у всех хватало терпения дослушать ваши деловые предложения до конца.

Совершенно верно. Приходилось делать бесчисленное число звонков. Я получал список организаций, усаживался перед телефоном и набирал номер за номером. Во мне нет напористости, так что с клиентами я пытался говорить «по-дружески» — тактика не слишком эффективная. И так каждый день с утра до вечера. За соседними столами сидели люди, которые занимались нормальной работой и, конечно, слышали, как на другом конце провода на середине моей речи бросали трубку. Я нажимал на рычаг, оглядывался по сторонам и набирал новый номер. Чрезвычайно унизительное занятие. Я его положительно ненавидел. Главное — было совершенно неясно, сколько этот позор продлится. И хоть бы одна сделка!

Вы имеете в виду, что сделок было мало?

Да нет же, ни одной. За восемь месяцев я не открыл ни единого счета и не заключил ни одной сделки.

Восемь месяцев названивать по телефону и ничего не продать! Трудно представить. Вот он, край бездны?

Опять не угадали (смеется)! До края я дошел вскоре после того. Продавать я не умел, это было очевидно, но между продажей и игрой, как известно, огромная разница. И вот, понаблюдав за рынком, я решил еще раз сыграть. Денег не было, но я подумал, что смогу взять кредит под залог дома. «Инвестировать дом», — вот в чем заключалась идея.

Ara, вот оно!

Я стал продавать акции, поднявшиеся, как мне казалось, чересчур высоко — акции мощных компаний типа Liz Claiborn и Gap, — и покупать ценные бумаги, которые считал неоправданно низко упавшими. Короче говоря, открывал короткие позиции по хорошим компаниям и скупал плохие.

Каков был размер кредита, взятого под залог дома?

Дом оценили в $75 тыс. и под эту сумму дали кредит в $50 тыс. Через три недели 75% денег не стало.

Что на это сказала жена?

Она не знала о том, что случилось.

Не знала о кредите?

Я сказал, что беру деньги под залог дома, но не уточнил, для чего.

Как, по ее мнению, вы собирались распорядиться полученной суммой?

Она думала, что я инвестирую в консервативные бумаги, дивиденд от которых будет больше, чем процент по кредиту. Собственно говоря, начальный план действительно был таков. Но как только деньги оказались в руках, мне пришло в голову, что не имеет смысла тратить их на эти скучные дивиденды: после вычета суммы, которую придется отдать за кредит, останется разве что жалкая пара долларов.

Когда работаешь в брокерской фирме, создается ощущение, что стоит протянуть руку — и выигрыш в кармане. Вокруг полно акций, которые удваивают, утраивают цену. Волей-неволей начинаешь верить рассказам, профессиональных брокеров, которые любую нелепицу умеют преподнести как конфетку.

По-видимому, вы так и не отучились прислушиваться к чужим советам и слухам. Повторили прежнюю ошибку?

Совершенно верно. Я не знал, как сказать жене, что потерял почти все деньги. Перестал спать по ночам. Придумывал нелепые истории, чтобы объяснить, почему плохо выгляжу. Сказал жене, что простудился. Она волновалась, но понятия не имела о том, что в действительности произошло.

Как-то раз парень, который работал за соседним столом, посоветовал мне купить Commodore Computer: «Ты точно не пожалеешь. По нашим сведениям, их новая игра скоро будет бестселлером». Мне было так плохо, что я решил: «Ладно, куплю». Все оставшиеся деньги я с плечом 200% поставил на эти акции.

Пожалуй, те дни я действительно назвал бы «краем бездны»: $75 тыс., на которые был куплен дом, копились десять лет. И вот оказалось, что я, как игрок в казино, пустил на ветер труд всей жизни. Ужасно. Летишь в пропасть, и не за что ухватиться.

Акции поднялись с $10 до $17, и я закрылся. После того, как я продал, бумаги взлетели до $20, но потом компания обанкротилась, и они упали до нуля. Одной этой сделки оказалось достаточно, чтобы возместить все убытки.

Вам повезло: с тем же успехом совет коллеги мог оказаться гибельным — в конце концов, акции сравнялись с нулем. Верное временное окно было выбрано чисто случайно.

Да, повезло. Ни про одну из моих лучших сделок нельзя сказать, за счет чего она удалась: по расчету или случайно, да это и не важно. У нас забавная работа, и везение в ней — не последнее дело. Говорят, отыскивать «золотые жилы» — особый талант, но, по-моему, удачи и промахи поделены поровну между всеми людьми. Надо уметь их использовать, вот в чем секрет.

Сделка с Commodore меня спасла. Наверное, можно было рассуждать так: «Совет сработал. Значит, стоит прислушиваться к тому, что говорится вокруг». К счастью, я вовремя осознал, что обязан успехом случаю. В прошлый раз боги рынка меня наказали, в этот — помиловали, только и всего. Из ошибок наконец были сделаны выводы. С тех пор торговля пошла намного лучше.

Бог сказал вам: «Иди и больше не греши?»

Точно. Я выкарабкался, но потрясение было огромным. Та сделка казалась настоящим подарком небес. Я чувствовал, что получил шанс начать новую жизнь. Надо было учиться и учиться, но главное — помнить о случившемся. Падение в пропасть оказалось важнейшим жизненным опытом.

Чему оно вас научило?

Рынок предстал в новом свете. Я осознал, что акции растут вне зависимости от мнений людей, обещаний брокеров и дружеских советов; их рост определяется особыми законами. Надо было вникнуть в эти законы и работать, руководствуясь внутренней уверенностью, а не помощью посторонних. Я стал придерживаться этих принципов, и со временем результаты заметно улучшились.

Торговля на рынке акций впервые принесла вам прибыль. Как строилась ваша работа?

Я заметил, что и при бычьем, и при медвежьем тренде принцип рынка остается неизменным: хорошие компании, в целом, продолжают расти. Старая истина.

Как отличить такие компании от других?

Я подбираю компании, к которым рынок благоволит. Скажем, за ними числится долгий список успешных кварталов (т.е. кварталов, в течение которых компания отчитывается о прибылях, равных ожидаемым или превышающих предварительные оценки — прим. автора). Поведение этих акций всегда очень характерно. Так получается, что рынок привечает одни акции и отбрасывает другие, даже если брокеры в один голос убеждают клиентов купить их из-за дешевизны.

Таким образом, принципы изменились на противоположные: сначала вы скупали дешевку и продавали бумаги, поднявшиеся высоко, потом начали приобретать дорогостоящие акции.

Я и сейчас действую именно так. Самое сложное — заставить себя купить дорогую бумагу или продать акцию, которая заметно опустилась в цене, но, по-моему, чем труднее работа, тем лучше результат. Эту истину сложно постичь, я до сих пор не усвоил ее до конца.

Как вы узнаете, что рынок «благоволит» акции?

Изучаю характеристики акции, влияние множества факторов, в том числе фундаментальных, хотя от их состояния решение зависит примерно на 25%.

Что входит в остальные 75%?

Еще 25% дает технический анализ.

Каковы должны быть технические показатели акции?

Хорошо, если ее тренд демонстрирует относительную линейность. Мне не нравятся акции, которые движутся скачками.

Остается 50%, а фундаментальные условия и технический анализ уже вычеркнуты из списка. От чего еще зависит решение?

На 25% — от изменения поведения акции под влиянием разнообразной информации: событий макроэкономики, новостей, связанных с деятельностью самой компании. Кроме того, мне важно, как ведет себя цена, добравшись до круглых чисел: $20, $30 и т.д. Я пытаюсь понять, являются ли такие цифры особо престижными для компании.

Каким образом акция должна реагировать на новости?

Я выбираю акции, которые растут под влиянием хороших новостей, скажем, благоприятных отчетов о прибылях или объявлений о выпуске новой продукции, но мало подвержены воздействию плохих новостей. Если акция легко падает в ответ на отрицательную информацию, рынок едва ли благоволит ей.

Это 75%. Из чего состоит остаток?

Оставшиеся 25% — это моя интуиция, предчувствия, касающиеся направления рынка в целом. Многое зависит от того, как рынок меняется под влиянием макроэкономических факторов и прочих событий. Я оцениваю рынок так же, как оценивал бы одну акцию.

Сколько времени вы обычно держите акцию прежде, чем продать?

Я не занимаюсь сиюминутной торговлей, но и не держу бумагу больше нескольких недель. Бывает, что я по два раза в день и по шесть раз в неделю продаю и покупаю даже основные позиции, то есть несколько тысяч акций, чтобы понять, правилен ли был выбор. Если сделки проходят не так гладко, как хотелось бы, я избавляюсь от акции. С этой точки зрения, управлять хедж-фондом очень удобно: не приходится думать о чувствах клиентов, наблюдающих эту шизофреническую торговлю.

Когда-то я работал в компании, где клиентам посылали уведомление о каждой совершенной мной сделке. У бедняг ум за разум заходил. Они звонили и кричали в трубку: «Вы что, с ума сошли? Чем вы занимаетесь? Мы-то думали, что вы торгуете на основе серьезного анализа!»

В какой ситуации вы стараетесь избавиться от акции?

Я закрываю длинную позицию либо когда чувствую, что цена дошла до максимума и вот-вот упадет, так что я лишусь прибыли, либо если акция приносит слишком много денег в слишком короткий промежуток времени.

Станете ли вы приобретать ту же акцию в период коррекции?

Да.

Насколько успешен такой метод? Не лишались ли вы прибылей, возможных при продолжении тренда?

Я часто получал меньшую по сравнению с возможной прибыль, поскольку акции, с которыми я работаю — акции хороших компаний, — как правило, неизменно растут.

Не пытались ли вы пересмотреть стратегию и держать акции дольше?

С течением времени мой подход к торговле менялся, но до сих пор я, как правило, закрываю позицию слишком рано.

Случалось ли, что, продав акцию, вы снова покупали ее по более высокой цене?

Конечно, много раз.

Итак, вы, по крайней мере, умеете признавать свои ошибки и покупаете снова, даже если бумага стоит дороже. Вы не заявляете: «Ни за что не куплю: я продал ее на $10 дешевле».

Пожалуй, раньше я действительно так говорил, но сегодня покупка акции по более высокой цене для меня совершенно обычное дело. Выгодной акцией я считаю не ту, что купил по 10 и додержал до 100, а ту, на которой сумел получить где-то 7 пунктов, где-то 5, где-то — еще 8, и так по крохам ухватил большую часть.

А разве не проще купить одну из акций, которым «благоволит рынок» и держать ее долго?

Это выгодно, но далеко не всегда. Важно понять общее состояние рынка. Сейчас, например, акции так переоценены, что я не стал бы держаться ни за одну из своих основных позиций.

Мы подошли к вопросу, который я давно хотел задать: имеет ли смысл на сегодняшнем рынке, где акции-лидеры так стремительно взлетели вверх, применять ваш прежний метод? Нужны ли корректировки, и какие именно?

Сказать по правде, я не люблю ничего корректировать. Я привык плавать, как медуза — пусть рынок решает, куда меня вынести. Есть трейдеры, которые рисуют на песке линию и говорят: вот наша стратегия, подождем, когда рынок придет сюда. У меня другой характер: я пытаюсь понять, что важно для рынка сегодня. Бывают годы, когда всем правит тренд, в другое время многое зависит от оценки акций.

Значит, ваша стратегия в каждый данный момент определяется видением рынка?

Совершенно верно. Я пытаюсь предугадать, за что рынок заплатит больше.

Как узнать, что прилив готов смениться отливом?

Я стараюсь быть внимательным и не пропускать мимо ушей ничего из того, что говорится вокруг, таксистами или аналитиками — неважно. Потом сажусь, сосредотачиваюсь, мелочь оседает, и на поверхность всплывает самая суть. Иногда выводы так очевидны, что выигрыш буквально обеспечен; беда в том, что картина редко бывает четкой. Важно уметь переждать «мутные» периоды, не потеряв денег.

Приведите пример такой четко очерченной ситуации.

В прошлом (1998) году мне было очевидно (неприятное выражение, чувствуешь себя этаким провидцем), что рынок в августе развернется.

Откуда такая уверенность?

Я анализирую настроения участников рынка, что внушает им рынок, надежду или страх, а затем жду, подтвердит ли мои заключения движение цен. В течение всего прошлого года ситуация была очень неясной: множество сведений о возможных проблемах в Азии, и никакой реакции со стороны рынка. Получалось, что заработать можно только на длинных позициях, даже в условиях надвигающейся опасности.

Так что в июле я решил купить много и надолго. Лидеры показывали отличный результат, рынок рос с бешеной скоростью. Я рассчитывал выиграть 15%. Но вдруг в считанные дни все обвалилось, и к концу месяца результат составил минус 3%. Рынок уничтожил деньги настолько быстро — а ведь у меня в портфеле были не какие-нибудь плохонькие акции, а лучшие компании,— что стало ясно: готовится смена тренда.

Как вы поступили? Насколько я понял, в начале месяца была открыта мощная длинная позиция. Вы закрыли ее? Перевели в короткую?

Длинная позиция составляла 130%. Как правило, если я думаю, что в ближайшем будущем ожидается значимый медвежий тренд, я продаю все и занимаю позицию наблюдателя. В тот раз я поступил как обычно.

Вы открыли короткую позицию?

Да, через пару недель. Я подумал, что азиатский кризис, с которого, собственно, начались неурядицы, наверняка еще всплывет. Редко бывает, чтобы такие проблемы решались сами собой. К тому же стала появляться информация о возможных сложностях в России. В прошлые месяцы эти сведения уже поступали: разница состояла в том, что теперь на новости начали реагировать цены. Мне было очевидно, что события будут развиваться. Ни Россию, ни Таиланд, ни Корею за день не вылечишь — страх кризиса отразился в ценах. На второй неделе августа я на 130% сложился в короткую позицию. План сработал, в чем я, впрочем, не сомневался.

Когда вы закрыли короткую позицию?

Короткая позиция была закрыта на второй неделе октября. Когда-то я придумал несколько правил торговли, напечатал их и прикрепил к компьютеру. Так вот одно из них гласит: покупай в момент крайней слабости, продавай в момент крайней силы. Единственный способ распознать крайние точки — определить настроение участников рынка. Надо понять, что они ощущают — эйфорию или пессимизм, — а затем быстро действовать, потому что обвалы и взлеты часто происходят мгновенно. На второй неделе октября я понял, что рынок слаб до предела, а значит — самое время закрывать короткую позицию. Я целиком закрыл позицию в течение дня и перед закрытием торгов перевел 25% портфеля в длинную позицию.

Почему вы поменяли позиции именно в этот день? Случилось что-нибудь необычное?

Несколько акций, например Dell, утром того дня упали с 50 до 40, а к вечеру закрывались плюс 2-3 пункта к вчерашней цене.

Получается, вы купили акции по цене, заметно превышающей утреннюю?

Совершенно верно. Когда акцию трудно купить - это хороший знак для покупателя. Я разместил приказ на покупку Dell, когда он торговался по 42, сделка прошла по 45. Я понял, что иду по верному пути.

Вы используете рыночный приказ на покупку и ждете его исполнения или пытаетесь добиться совершения сделки по определенной цене?

Всегда продаю и покупаю по рыночным ценам. Ни разу не тратил времени на попытки купить по выгодной цене. Я настоящий подарок для брокера.

Вы сказали, что на 25% вложились в длинную позицию. Когда позиция была увеличена?

Если я решаю открывать длинную позицию после серии коротких, я всегда жду, не поступят ли «медвежьи» новости и не окончится ли рост на следующий день. Если таких новостей не поступает и рынок не падает, я закупаюсь с бешеной скоростью.

А в тот раз?

Я переждал несколько дней. В конце недели поступила новая информация о банкротстве Long Term Capital. (Мультимиллиардный хедж-фонд, инвестировавший с необоснованно высоким кредитным плечом на рынке облигаций, потерпел огромные убытки, способные пагубно отразиться на функционировании финансовой системы в целом. См. интервью с Дэвидом Шоу.) Рынок на новости не отреагировал. Моя любимая стратегия сработала: пора было покупать. Мне сильно повезло: все нынешние лидеры были куплены тогда по ценам куда более низким, чем нынешние максимумы.

Значит, та сделка на деньги от заложенного дома, когда на карту было поставлено все состояние, стала началом успешной карьеры? Вы действительно отказались от заблуждений прошлого?

Почти. Я начал работать с бумагами, которые демонстрировали надежный рост. Покупал акции, растущие при восходящем тренде быстрее рынка. Решил, что буду ставить на них. Даже в дни падения заставлял себя покупать их. Оказалось, что они за неделю могут вырасти на пять пунктов — раньше, когда я покупал низкокачественные бумаги, приходилось рассчитывать от силы на пять пунктов в год.

Я несколько раз оставался в убытке. И всегда потому, что слушал мнения профессионалов из отделов продаж. На Уолл-стрит главное — заткнуть себе уши. Мне приходилось работать с очень способными сейлз-менеджерами. Скажем, они говорят тебе: «Стюарт, обрати-ка внимание — великолепная сделка», — и ты думаешь, что в последнее время неплохо поработал, денег хватает и можно рискнуть. Спекуляция удастся — отлично, нет — сразу выйдешь из игры. Я не успевал оглянуться, как терял на сделке 20-30%. Боюсь, полезный урок до сих пор не усвоен.

Вы хотите сказать, что до сих пор не научились игнорировать мнение окружающих?

К сожалению. Я по натуре игрок: не могу не рисковать, но стараюсь себя ограничить. У меня отложена некоторая сумма специально для этого рода сделок.

Каков их результат? В среднем вы выигрываете или проигрываете?

B среднем результат нулевой.

Как из брокера вы превратились в фондового менеджера? Кстати, удалось тогда заключить хотя бы одну сделку?

Я наконец научился продавать, и работа пошла неплохо.

Чему именно вы научились?

Выяснять, что нужно клиенту, и изменять стиль общения с ним так, чтобы соответствовать его запросам.

А что нужно клиенту?

Быстро заработать, развлечься, блеснуть в разговоре, почувствовать, что он владеет тем, чем владеют все вокруг, — в общем, сотни причин, по которым люди идут на фондовый рынок.

А ваша задача — как можно более заманчиво представить акцию, несмотря на ее реальные характеристики?

Конечно. Это и есть работа брокера.

Вас не смущало, что не вполне достоверные сведения вы представляли как последнюю истину?

Разумеется, но это не было заведомой ложью, потому что я и сам понятия не имел, пойдет акция вверх или вниз. Впрочем, приукрашивать приходилось достаточно. Через некоторое время меня от этого занятия мутило.

Удалось найти другую работу?

После того, как на моем счету стало прибавляться денег, я начал советовать клиентам, исходя из собственного опыта. Часто это бывали акции, которыми наша компания не занималась. Один из клиентов, которому нравился мой стиль торговли, пригласил управлять портфелем их фирмы. Разумеется, я согласился. Если бы не эта возможность, пришлось бы опять уходить в никуда, потому что я чувствовал, что еще немного — и настанет утро, когда на эту работу меня не затащишь.

Что это была за компания?

Компания, занятая инвестиционным консалтингом, в управлении которой находилось $300 млн., принадлежащих институциональным клиентам. У них была собственная стратегия инвестирования.

Вам разрешалось принимать собственные торговые решения или следовало исполнять указания руководства?

Можно было покупать любую акцию, лишь бы она отвечала принятым в компании инвестиционным критериям.

Каким именно?

Отношение цена/прибыль не должно было превышать 15. Прибыль была обязана расти как минимум на 20% в год. Другие требования касались балансовых отчетов и ликвидности.

Эти ограничения помогали или мешали?

Работать было очень неудобно, потому что круг компаний, из которых приходилось выбирать, оказывался чрезвычайно узким.

В какие акции инвестировать было нельзя?

Например, в Microsoft и Cisco, и приходилось покупать Novell или 3Com.

Из-за того, что их отношение цена/прибыль было выше 15?

Точно.

Покупка акций с низким коэффициентом цена/ прибыль — это проигрышная инвестиционная стратегия?

Не сказал бы. Лично мне она не подходит, но, по-моему, любая разумная стратегия, если ее строго придерживаться, может дать неплохой результат.

На покупку акций для вашего личного счета тоже были наложены ограничения?

Разрешалось покупать любые акции кроме тех, что я приобретал для клиентов компании.

Насколько велика была разница в показателях между вашим счетом и счетами, которыми вы управляли для компании?

Рост на счетах компании равнялся всего 15-20% годовых; собственный счет увеличивался в год в среднем на 100%.

Вы не пробовали пойти к руководству и сказать: «Смотрите, вот счет, где я работал без ваших правил. Я мог бы сделать то же самое для компании».

Конечно, пытался, но они создали фирму специально под свой инвестиционный проект, клиенты платили деньги именно за эту философию. Клиент, как правило, не готов терпеть изменение торговых принципов.

Я, наоборот, люблю лавировать: выбираю стратегию, которая в данный момент работает лучше других. В конце концов у меня получился приличный счет, и можно было открыть свое дело. Я создал фонд с $1,3 млн.— примерно половина денег принадлежала мне лично.

Где вы искали инвесторов?

Только среди знакомых. Никакого маркетинга не было.

Вы работаете в одиночку; поразительное обстоятельство, учитывая, что в управлении фонда находится $150 млн. Вам кто-нибудь помогает?

Секретарша. Она приходит через день.

И все? Других помощников не требуется?

В прошлом году у меня работал один человек, замечательный парень (теперь у него своя фирма), но я сразу понял, что зря пригласил его.

Почему?

Очень неудобно, когда твое мнение не единственное. Я очень впечатлительный человек. Если я изо дня в день сижу рядом с коллегой, можно считать, что деньгами управляет он, а я не в состоянии самостоятельно мыслить.

Я люблю тишину. Мне хватает телефонных разговоров, они и так занимают полдня. Не терплю совещаний — какой смысл усаживаться и обсуждать, почему акция падает? Хорошо, что секретарша работает через день: каждый второй день можно побыть в полном одиночестве.

Прекрасно вас понимаю: я тоже пишу дома, один. По-моему, когда рядом никого нет, проще целиком погрузиться в работу.

Конечно. Поэтому я и не набираю штат. Многие удивляются: «Как ты можешь один справляться с такими деньгами? Почему не хочешь расширить компанию?»

Что вы отвечаете?

Что до сих пор меня это устраивало. Главное — прибыль, а не количество нулей, которыми управляешь.

С такими отчетами о прибылях вы легко могли бы привлечь огромное количество денег.

Это все испортило бы. Высокие прибыли в моем случае возможны только в том случае, если активы не будут слишком громоздкими. Даже сейчас, если квартал бывает удачным, количество денег у меня в управлении резко увеличивается. Я хочу расширяться за счет прибылей — так проще приспособить торговую стратегию к увеличению активов.

То есть вам приятнее получить 50% от $150 млн., чем 20% от $1 млрд.?

Совершенно верно. Множество людей, отлично работавших, а потом резко увеличивших активы, обнаруживают, что лучшим годом был первый. Затем следует спад. Разумеется, доход остается огромным. Но я люблю видеть, что работаю с пользой. Приятно, когда и деньги клиентов, и мои собственные постоянно растут. Абсолютно не хочется наживать состояние, разрушая чужой капитал. Я и так очень неплохо зарабатываю. Зачем жадничать?

Как вы считаете, опыт возможного банкротства оказался полезным с профессиональной точки зрения?

Безусловно.

Что он вам дал?

В этой работе, даже если у тебя дела идут идеально, нельзя давать волю эмоциям, иначе один телефонный звонок — и ты разорен. Однажды я чуть не рухнул в пропасть и полагаю, что воспоминание о тех днях удержит меня от такого телефонного звонка. Я знаю, насколько быстро сгущаются тучи. Любая акция может полностью обесцениться, это нужно осознавать очень четко.

В разговорах с потенциальными инвесторами я всегда обсуждаю собственные ошибки. Это важно для клиентов, потому что когда они передают свои деньги в управление, они хотят, чтобы управляющий был уже научен на собственных ошибках. Если человек не проигрывал, он рано или поздно проиграет. Если ты уже терял деньги, ты знаешь, что это такое, и будешь осторожнее.

Вы рассказывали о неверных шагах, сделанных в начале вашей торговой карьеры. Какие ошибки были совершены в более поздние годы?

В этом году в расчете на медвежий тренд я открыл большие позиции, не дождавшись, чтобы мое мнение подтвердилось поведением рынка.

Откуда такая уверенность в медвежьем тренде?

Меня сильно беспокоило увеличение процентных ставок. В прошлом высокие процентные ставки всегда связывались с более низкими ценами на акции, и я решил, что в этом году картина повторится. Оказалось, что рынок среагировал на другие факторы. Я не дождался, пока рынок подтвердит мои опасения, и в результате очень быстро проиграл. В марте убыток составил 7%, для меня это существенное падение.

Еще какие-нибудь примеры?

В январе 1998 года я вложился в несколько акций компаний малой капитализации при их первичном размещении (IPO), которые в следующем после первичного размещения квартале показали на удивление плохой результат.

В чем состояла ошибка?

Не стоило связываться с неликвидными ценными бумагами, не проведя серьезного предварительного исследования.

Что подтолкнуло к покупке?

Настроение на рынке. Все с ума сходили по этим IPO, было много восторгов, но, как выяснилось, мало сведений о реальных прибылях компаний. Когда такие акции обесцениваются, они могут мгновенно упасть на 70% и больше. Было ощущение, что по портфелю пронесся ураган. В конце месяца убыток составил 12%, и я решил все продать. Одну акцию, купленную за 18, я продал за 2.

Если акции действительно обрушились так резко, не стоило ли оставить их на случай отскока? Что произошло с акциями после того, как вы продали их?

Они отросли, но не намного. Деньги, вырученные от продажи, пошли на акции, которые следовало бы купить сразу.

Значит, принципы были нарушены?

Да, в который раз. Я — как наркоман, который три года держится, а потом на углу натыкается на продавца, и тот продает ему порошок. Это не значит, что я кого-то виню. Меня никто не принуждал, сам виноват, что послушал чьих-то советов. Надеюсь, что этот раз будет последним. Я, кстати, очнулся довольно быстро и сразу перевел деньги в компании, которые соответствовали выбранным принципам, — хороший знак. К концу квартала все убытки были компенсированы.

Насколько я понял, держать падающую акцию не стоит, даже если она отскакивает вверх — деньги должны быть использованы более эффективно.

Вот именно. Очистив портфель и реинвестировав в солидные акции, я заработал больше, чем если бы сидел и ждал, когда отскочит дохлая кошка.

Вы беседуете с представителями самих компаний?

Я непрерывно ходил по компаниям, пока работал в той фирме инвестиционного консалтинга.

Это помогало в работе?

Не сказал бы. По-моему, они либо говорили мне то же, что всем остальным (и эти сведения уже были отражены в цене), либо лгали. Выяснить что-нибудь стоящее в этом случае — один шанс из ста, поэтому стоит ли тратить время и силы?

Вспомните какой-нибудь случай, когда руководство компании говорило неправду.

Примеров не счесть.

Выберите самый вопиющий случай.

Я был на конференции, где выступал представитель Autumn Software (псевдоним — прим. авт.). Они выпускали системы архивирования данных для всего мира. Руководство выглядело очень солидно, говорили разумно. Таких цифр я ни до, ни после этого не слышал. Акции стояли высоко, но я решил, что лошадка еще рванет вперед. Я купил полмиллиона акций — и они немедленно поползли вниз.

Я позвонил в компанию и спросил, что происходит. «Понятия не имеем, показатели лучше, чем в прошлом месяце». Наконец — меня тогда не было на работе — ктото позвонил и сказал, что в Autumn только что объявили неудовлетворительные прогнозы на предстоящий квартал. Акции, которые в тот день закрылись по 30, утром открылись по 7. Удивительно: каждый раз, когда я с ними разговаривал, дела шли «все лучше и лучше». Я убедился в том, что на стороне узнать правду почти невозможно.

Может ли этот случай служить примером ситуации, когда вы нарушили еще одно свое правило: внимательно наблюдать за тем, как акция реагирует на информацию, и следить, не идет ли она вниз без видимых причин?

К несчастью для моих тогдашних работодателей, в те времена правило было еще не выработано.

После этого случая вы перестали общаться с представителями компаний?

Нет, я иногда им звоню. Стоит разговаривать, если акция упала очень низко: тогда они никому не нужны и с удовольствием беседуют с кем угодно. Есть надежда услышать о каком-нибудь катализаторе, благодаря которому акция пойдет вверх.

Какие качества обеспечивают успех трейдера?

Я думаю, что многие удачливые трейдеры — люди холодные, усидчивые и дисциплинированные. Забавно, но у меня самого ни оного из этих качеств нет. Я очень легко возбуждаюсь, работаю с меньшим усердием, чем полагается, и не слишком строго соблюдаю дисциплину. Свой успех я объясняю верой в собственную интуицию и умением быстро действовать. Это очень важно.

Получается, что вы компенсируете прочие недостатки умением в нужный момент спустить курок?

Да-да, именно так.

В чем состоит заблуждение большинства непрофессионалов, решивших работать на фондовом рынке?

Главное заблуждение — распространенное в наши дни мнение о том, что, торгуя на фондовом рынке, можно заработать на жизнь. Люди думают, что могут бросить работу и заняться акциями; большинство ждет жестокое разочарование.

Какие правила вы повесили на компьютер?

— Наберись терпения и жди, пока представится случай.
— Работай в собственном стиле, следуй собственным взглядам.
— Не совершай необдуманных сделок, особенно по совету других.
— Не ставь слишком много на одну сделку или одну компанию.
— Не отвлекайся, особенно в моменты движения рынка.
— Предупреждай, не догоняй.
— Слушай рынок, а не чужое мнение.
— Прежде чем ставить заявку, обдумай сделку, определи точки выхода и оцени соотношение прибыль/убыток.
— Закрывай позицию, если до конца не уверен в ней.
— Заставляй себя работать в направлении, противоположном настроениям большинства.
— Старайся распознавать повторяющиеся торговые модели.
— Смотри в будущее: оценивай перспективу на полгода-год вперед.
— Помни, что движение цен обгоняет движение макроэкономических факторов.
— Если рынок неадекватно реагирует на появление новых данных — это тревожный сигнал.
— Будь гибким, умей признавать ошибки.
— Твой выбор нередко будет ошибочным; учись быстро распознавать перспективные и проигрышные сделки.
— Производя расчеты, исходи не из цены, по которой купил акцию, а из вчерашней цены закрытия. — Закрыть сделку с убытком легко, но не всегда разумно.
— Заставляй себя покупать в момент крайней слабости и продавать в момент крайней силы.
— Отставь в сторону все, что тебя отвлекает.
— Верь в удачу: возможности выиграть бесконечны.

Я знаю, что вы любите работать в одиночку, но, предположим, лет через пять вы решите сменить профессию и заняться кино. Станете ли вы готовить себе замену — человека, который сможет управлять фондом в соответствии с вашими принципами?

Я могу объяснить правила, которыми руководствуюсь в работе, но никогда не сумею научить другого действовать так же, как сам поступил бы в той или иной ситуации. Интуицию и личный опыт передать невозможно.

Вы уже достигли заметных финансовых успехов. Что теперь движет вами?

Азарт и огромное удовлетворение, которое я получаю от сознания того, что обеспечиваю людям надежное финансовое положение. Это удивительное чувство. У меня множество клиентов (некоторые моего возраста), которые благодаря моим усилиям чувствуют себя с финансовой точки зрения полностью защищенными.

Как вы переносите неудачи?

Сокращаю объем торговли. В этом случае можно быть уверенным: хотя много не выиграешь, много и не проиграешь. Своеобразный стоп-лосс. Это периоды отдыха. Если затем представится удачная возможность а она всегда появляется, — я с лихвой наверстаю потери от несовершенных в промежутке сделок.

Какой совет вы дали бы новичкам?

Либо ныряй с головой, либо не подходи близко. Нельзя отдаваться чему-либо наполовину.

Какие важные, на ваш взгляд, темы мы не затронули?

Для меня очень важно относиться к людям уважительно и справедливо. Наверное, для меня это стало так важно после собственного безрадостного опыта работы в Нью-Йорке. Как бы там ни было, я всякий раз стараюсь обращаться с людьми уважительно — и эти усилия вознаграждаются с лихвой.

Стюарт Уолтон не мечтал в детстве о финансовых рынках, не проявлял особых склонностей к математике и анализу. Он настолько эмоционален, что несколько раз совершал профессиональные ошибки, стоившие ему всего или почти всего состояния. Между тем, этот человек добился в торговле успехов, причем успехов почти невероятных — каким образом?

Причин тому пять.

Настойчивость. Многочисленные неудачи не остановили его.

Склонность к самоанализу. Он осознал главный свой недостаток — повышенное внимание к чужому мнению — и принял меры к тому, чтобы эта черта характера не вредила работе. Уолтон работает в одиночку. Очень редко он позволяет себе совершать сделки по совету посторонних, и на эту рискованную игру выделена малая, не сопоставимая с основным капиталом сумма.

Методология. Уолтон смог торговать успешно, как только разработал собственную философию и методологию.

Гибкость. Уолтон начал профессиональную деятельность, продавая акции успешных компаний и покупая дешевые бумаги. Однако затем, проявив изрядную гибкость, сменил стратегию на противоположную, положив в основу новой методики собственные наблюдения над устройством рынка. Если акция, которую он продал, растет, он без колебаний вновь покупает ее по более высокой цене. Если Уолтон видит, что ошибся в выборе акции, он продает ее, несмотря на то, что цена заметно снизилась по сравнению с ценой покупки. Свою стратегию он приспосабливает к текущему состоянию рынка. По словам Уолтона, «сегодня всем правит тренд, а завтра многое зависит от оценки акций».

Талант диагноста. У каждого из великих трейдеров есть свой особый талант. Уолтон, обладая информацией о рынке, не отличающейся от сведений, которые легко может получить любой непрофессиональный инвестор, умеет распознать направление рынка в целом: бывает, что готовящийся тренд предстает перед ним как явление непреложное. Подобное умение диагностировать рынок, скорее всего, — качество врожденное, а не приобретенное. Представим себе двух врачей, учившихся в одном университете, обладающих равным запасом знаний, работающих в одной больнице: очевидно, что способность одного ставить диагноз может заметно превосходить аналогичное умение другого.

История Уолтона — пример того, что неудачи в начале пути не исключают блестящих успехов в будущем. Наконец, его биография — еще одно яркое свидетельство необходимости прислушиваться только к собственному внутреннему голосу, невзирая на все уверения окружающих.