Лучший Форекс-брокер – компания «Альпари». Более 2 млн. клиентов из 150 стран. На рынке – с 1998 года. Выгодные торговые условия, ECN-счета с доступом к межбанковской ликвидности и моментальным исполнением, спреды – от 0 пунктов, кредитное плечо – до 1:1000, положительные отзывы реальных трейдеров.
Книги по Forex и биржевой торговле
Швагер Д. Новые маги рынка. Беседы с лучшими трейдерами Америки

В книге «Новые маги рынка» Джек Швагер беседует с ведущими мировыми портфельными менеджерами и трейдерами, которые достигли выдающихся результатов на рынках акций, фьючерсов, опционов и других. Книга позволяет из первых рук почерпнуть инвестиционные идеи и приемы торговли от ведущих профессионалов – «магов рынка».

Один из наиболее надежных Форекс-брокеров – компания «NPBFX» (Форекс от Нефтепромбанка). Низкие спреды, кэшбек – до 60%, качественная аналитика, бесплатные торговые стратегии и обучающие материалы. Разрешен скальпинг и высокочастотная торговля, любые торговые советники и стратегии. Минимальный депозит – от $10. Лучший Форекс-брокер – компания «Альпари». Выгодные торговые условия, более 2 млн. клиентов, положительные отзывы реальных трейдеров, уникальные инвестиционные сервисы, множество бонусов, акций и призовых конкурсов, торговля валютами, металлами, CFD и бинарными опционами (у данного брокера обозначаются понятием – «Fix-Contracts»), качественная аналитика и обучение.
Лучший Форекс-брокер – компания «Альпари». Выгодные торговые условия, более 2 млн. клиентов, положительные отзывы реальных трейдеров, уникальные инвестиционные сервисы, множество бонусов, акций и призовых конкурсов, торговля валютами, металлами и CFD, качественная аналитика и обучение.

СТЭНЛИ ДРАКЕНМИЛЛЕР. ИСКУССТВО ИНВЕСТИРОВАНИЯ НА КОЛЕБАНИЯХ

Стэнли Дракенмиллер (Stanley Druckenmiller) принадлежит к узкому кругу управляющих, которые контролируют портфели стоимостью во многие миллиарды долларов. Если человек может достичь почти 40% прибыли с портфелем в 100 млн долларов, это производит впечатление. Но получение таких результатов для фонда со многими миллиардами долларов кажется невероятным. За три года, прошедшие с тех пор, как Дракенмиллер получил от своего учителя и идола Джорджа Сороса активный управленческий контроль над Quantum Fund, он достиг среднегодовой прибыли свыше 38% на активах, варьирующихся от 2 до 3,5 млрд долларов.

Дракенмиллер проделал быструю карьеру с тех пор, как решил бросить аспирантуру и уйти в реальный мир. Проработав менее года фондовым аналитиком в Pittsburgh National Bank, Дракенмиллер был повышен до должности директора исследований по акциям. Дракенмиллер решил, что его неожиданное повышение было капризом эксцентричного, хотя и блестящего руководителя подразделения. Однако можно подозревать, что за этим скрывалось нечто большее, особенно в свете последующих достижений Дракенмиллера. Менее чем через год, когда руководитель подразделения, нанявший Дракенмиллера, ушел из банка, Дракенмиллер получил его место, вновь перескочив через головы целой группы старших управляющих, домогавшихся той же должности. Через два года, в 1980 году, в возрасте всего 28 лет Дракенмиллер ушел из банка и открыл свою собственную фирму по управлению капиталом Duquesne Capital Management.

В 1986 году Дракенмиллер был приглашен в Dreyfus на должность управляющего фондом. Частью соглашения с Dreyfus, однако, было разрешение Дракенмиллеру продолжать управлять его собственным Duquesne Fund. К тому времени, когда Дракенмиллер поступил в Dreyfus, его управленческий стиль преобразовался из обычного подхода в виде держания портфеля акций в эклектическую стратегию, включавшую облигации, валюты и акции, гибкую настолько, что она позволяла торговать любым из этих рынков, открывая как короткие, так и длинные позиции. Dreyfus была настолько очарована врожденным умением Дракенмиллера работать с рынками, что компания создала специально для него несколько фондов, наиболее популярным из которых стал Strategic Aggressive Investing Fund, ставший наиболее результативным в отрасли с даты своего основания (март 1987 года) до ухода Дракенмиллера из Dreyfus в августе 1988 года.

Популярность Дракенмиллера в Dreyfus привела к огромной нагрузке. В конечном счете оказалось, что он должен был управлять семью фондами для Dreyfus плюс своим собственным фондом Duquesne Fund. Напряжение от всей этой работы и его стремление работать с Соросом, которого Дракенмиллер считает величайшим инвестором нашего времени, побудило его перейти из Dreyfus в Soros Management. Вскоре после этого Сорос передал управление своим фондом Дракенмиллеру, ибо сам Сорос посвятил себя цели содействия преобразованию закрытых экономических систем Восточной Европы и бывшего Советского Союза.

Самым долгоживущим показателем результативности Дракенмиллера на рынках является его собственный фонд Duquesne. С момента своего появления в 1980 году этот фонд приносил в среднем 37% прибыли в год. Дракенмиллер подчеркивает, что первые годы работы фонда Duquesne не совсем верно отражают результаты, поскольку в середине 1986 года структура фонда была полностью изменена для того, чтобы соответствовать более гибкому торговому подходу, используемому им сейчас. Если считать от этой более поздней исходной точки, то среднегодовая прибыль Дракенмиллера составляет 45%.

Я проинтервьюировал Дракенмиллера в его квартире во время одного выходного дня. Меня удивила его молодость: я не ожидал, что человеку, в течение нескольких лет управляющему одним из крупнейших фондов в мире, еще нет и сорока. Расположившись с удобством в гостиной, мы начали беседу с рассказа Дракенмиллера о том, как он занялся этим бизнесом.

Лучший Форекс-брокер – компания «Альпари». Выгодные торговые условия, более 2 млн. клиентов, положительные отзывы реальных трейдеров, уникальные инвестиционные сервисы, множество бонусов, акций и призовых конкурсов, торговля валютами, металлами и CFD, качественная аналитика и обучение.

— Я поступил в аспирантуру, чтобы получить ученую степень по экономике. Однако программа показалась мне слишком уж количественной и теоретической, не имеющей особого отношения к реальной жизни. Я был очень разочарован и во время второго семестра ушел. Я поступил стажером в банк, думая, что стажерская программа позволит мне расширить кругозор и поможет принять решение о том, чем заняться дальше.

Я был в банке уже несколько месяцев, и вдруг мне позвонил управляющий трастового отдела. «Я слышал, что вы учились в университете Мичигана», — сказал он. Когда я подтвердил его слова, он сказал: «Замечательно». Он спросил меня, получил ли я МВА. Я ответил ему, что нет. Он сказал: «Это еще лучше. Зайдите ко мне, у меня есть для вас работа».

— И какую же работу он вам дал?

— Меня наняли на должность аналитика акций банковских и химических компаний.

— Это была работа, к которой вы стремились?

— Я тогда и понятия не имел, какой работой буду в конце концов заниматься. Большинство людей, поступавших на стажерские курсы в банке, стремились стать кредитными менеджерами. Я думал, что дела у меня идут очень хорошо, когда вдруг руководитель кредитного департамента сообщил мне, что кредитный менеджер из меня получится ужасный. Он сказал, что я слишком уж интересовался фактической работой компаний, в то время как специалист по выдаче кредитов должен главным образом заниматься продажами. Он считал, что характер у меня слишком резкий и в целом для продавца не подходит. Помнится, я очень расстроился, когда мне сказали, что ничего у меня не получится, в то время как я считал, что хорошо справляюсь с программой.

— Расскажите мне о своем первом опыте работы на должности фондового аналитика.

— Директором департамента инвестиций был Сперос Дреллес, тот самый человек, который меня нанял. Он был очень умным и обладал даром учителя, но при этом был человеком очень эксцентричным. Когда мне было 25 лет, и я проработал в его департаменте всего около года, он вызвал меня к себе в кабинет и объявил, что собирается сделать меня директором отдела исследований акций. Это было довольно странным ходом, ибо моему непосредственному начальнику было примерно 50 лет, и он проработал в банке двадцать пять лет. Более того, все остальные аналитики имели степень МВА и проработали в отделе больше, чем я. «Ты знаешь, почему я так поступаю?» — спросил он. «Нет», — ответил я. «По той же причине, по которой на войну посылают восемнадцатилетних». «И по какой же?» — спросил я. «Потому что они слишком глупы, чтобы не лезть на рожон, — продолжил Дреллес.— Акции компаний с малой капитализацией находятся в состоянии медвежьего рынка в течение десяти лет (этот разговор происходил в 1978 году), и я думаю, что в следующем десятилетии нам предстоит иметь дело с огромным бычьим рынком, вызванным отсутствием ликвидности в этом секторе. Честно говоря, за прошедшие десять лет я много раз обжигался, а ты нет. Думаю, что из нас с тобой получится прекрасная команда, потому что ты слишком глуп и неопытен для того, чтобы знать, что нельзя покупать все подряд. А тот, другой парень, — сказал он, ссылаясь на моего босса, исполнительного директора отдела исследований акций, он такой же выдохшийся, как и я».

— То есть, по сути дела вы перескочили через голову своего босса. Он, наверное, был очень сильно обижен?

— Да, и это было весьма неприятно. Хотя теперь я понимаю, что, с учетом обстоятельств, босс мой вел себя очень хорошо. Он был очень язвителен, но я, конечно, понимаю его разочарование сейчас гораздо лучше, чем в то время. Не могу себе представить, чтобы я сам вел себя лучше, если бы через двенадцать лет меня заменили 25-летним человеком.

— Очевидно, Дреллес сделал вас руководителем исследовательского отдела не только из-за вашей молодости. Должно было быть что-то еще.

— У меня была природная склонность к этому бизнесу, и думаю, что на него произвела впечатление работа, которую я проделал, анализируя банковский сектор. Например, в то время Citicorp чрезмерно увеличил размещение кредитов на международных рынках, и я дал по Citicorp агрессивно медвежье заключение, что оказалось правильным. Хотя я и не завершил экономического образования, я довольно неплохо разбирался в экономике и, вероятно, производил хорошее впечатление своим пониманием международных денежных потоков.

— Что происходило с результатами ваших исследований?

— Аналитики представляли свои идеи комитету по выбору акций, состоявшему из семи членов. После презентации имел место период интенсивных дискуссий, в течение которого аналитики защищали свои рекомендации.

— Что происходило с рекомендациями после презентации?

— Если большинство членов комитета одобряло идею, то акцию помещали в «разрешенный» список. После того, как акция помещалась в этот список, ее могли покупать портфельные менеджеры банка. Они не имели права покупать акции, не включенные в этот список.

— А что происходило, если вы занимали медвежью позицию по акции?

— Если такая рекомендация принималась, то акции такой компании исключались из списка.

— Вам нравилось быть аналитиком?

— Я обожал эту работу. Я приходил на работу в шесть утра и оставался до восьми вечера. Помните, что это был банк, а не брокерская фирма, в которой такой рабочий день является нормой. Интересно, что хотя Дреллес проработал в банке тридцать лет, он тоже работал по похожему расписанию.

— Какого рода аналитический подход использовали вы при оценке акций?

— Когда я только начал, я составлял очень подробные бумаги, охватывающие каждый аспект акций данной компании или всей отрасли. Прежде чем попасть на презентацию в комитет по отбору акций, я должен был подать свой отчет директору по исследованиям. Я очень хорошо помню, как вручил ему свою справку по банковской отрасли. Я очень гордился своей работой. Однако он прочитал ее и сказал: «Эта вещь бесполезна. Что заставляет акции двигаться вверх и вниз?» Это замечание подействовало как шпора. После этого я сосредотачивал свой анализ на поиске факторов, тесно связанных с движением цены акции, а не просто изучал все фундаментальные факторы. Честно говоря, даже сегодня многие аналитики по-прежнему не знают, что заставляет изучаемые ими акции двигаться верх или вниз.

— И какой же ответ нашли вы на этот вопрос?

Очень часто ключевой фактор связан с прибылью. Особенно справедливо это в отношении банковских акций. Акции химических компаний, однако, ведут себя совершенно по-иному. В этой промышленности ключевыми факторами, похоже, являются производственные мощности. Идеальным временем для покупки акций химических компаний является момент, когда из отрасли произошел отток производственных мощностей и появляется катализатор, который может вызвать увеличение спроса. И наоборот, идеальным временем для продажи этих акций является время, когда появляется множество объявлений об открытии новых заводов, а совсем не тогда, когда прибыли начинают уменьшаться. Причина такой поведенческой модели заключается в том, что планы по расширению производства означают, что прибыль через два-три года понизится, и фондовый рынок стремится предвидеть такое развитие событий.

Другой освоенной мною дисциплиной, помогавшей мне определять, куда направится акция — вверх или вниз, — является технический анализ. Дреллес придавал техническому анализу большое значение, а я, вероятно, был наиболее восприимчив к техническому анализу среди всех прочих сотрудников его департамента. И хотя Дреллес был начальником, многие люди считали его чудаком из-за всех тех досье с графиками, которые он вел. Я, однако, пришел к выводу, что технический анализ может быть очень эффективным.

— А как остальные аналитики восприняли ваше назначение на должность директора исследовательского отдела, несмотря на то, что вы были значительно моложе и менее опытны?

— Как только они поняли, что Дреллес принял решение и собирается его придерживаться, они согласились с ситуацией. Однако чуть позже в том же году Дреллес ушел из банка, и я сразу почувствовал себя очень незащищенным. Мне было всего 25 лет, а руководителям других департаментов было за сорок и даже за пятьдесят. Как только разнеслась весть об уходе Дреллеса, началась борьба за власть между руководителями отделов, стремившимися занять его должность.

Утром каждого понедельника я и руководители других отделов должны были представлять свои взгляды начальнику трастового департамента, который был юристом без какого-либо опыта в инвестировании. Считалось, что он потом использует наши презентации при принятии окончательного решения по замене Дреллеса. Очевидно, все решили, что я им не конкурент. Общее мнение сводилось к тому, что мне повезет, если я хотя бы смогу удержаться на своем посту директора исследовательского отдела, не то что унаследую должность Дреллеса.

Но, как оказалось, вскоре после ухода Дреллеса был свергнут шах Ирана. И здесь по-настоящему окупилась моя неопытность. Когда сместили шаха, я решил, что мы должны вложить 70% наших денег в акции нефтяных компаний, а остальное — в акции компаний военно-промышленного комплекса. Такой порядок действий казался мне настолько логичным, что я ни о чем другом и не думал. В то время я даже не понимал, что такое диверсификация. Как директор исследовательского отдела, я имел полномочия пропускать в комитет по отбору акций только те рекомендации, которые мне нравились, и я использовал это свое право, чтобы ограничить наши презентации преимущественно акциями нефтяных и военных компаний.

И вот по понедельникам я каждый раз представлял эту стратегию начальнику трастового департамента. Неудивительно, что руководители других отделов возражали против моей позиции, хотя бы просто из чувства противоречия. Они пытались опровергать все, что я говорил. Однако бывает такое время в вашей карьере, когда все, что вы делаете, оказывается правильным — и это был один из таких периодов. Конечно, сейчас я бы и мечтать не посмел вкладывать 70% портфеля в акции нефтяных компаний, но в то время ничего лучшего придумать не смог. К счастью, это оказалось идеальной позицией, и список отобранных нами акций во много раз превзошел S&P 500. И примерно через девять месяцев меня, к всеобщему полному удивлению, назначили на бывшее место Дреллеса на должность директора инвестиционного департамента.

— Когда вы ушли из банка?

— В 1980 году я отправился в Нью-Йорк, чтобы сделать там одну презентацию. После беседы один из слушателей подошел ко мне и воскликнул: «Вы — и в банке! Какого черта вы там делаете?» Я ответил: «А что еще мне делать? Честно говоря, я думаю, мне повезло, что я там работаю с учетом уровня моего опыта». Поговорив со мной еще пару минут, он спросил: «А почему бы вам не открыть свою собственную фирму?» «А как я могу это сделать? — спросил я. — У меня же совсем нет денег». «Если вы откроете свою собственную фирму, — ответил он, — я буду платить вам 10 тыс. долларов в месяц только за то, чтобы иметь право поговорить с вами. Вам даже не потребуется писать никаких отчетов».

Чтобы было ясно, о чем идет речь, скажу, что когда я начал работать в банке в 1977 году, я получал 900 долларов в месяц. Когда меня сделали директором исследовательского отдела, моя годовая зарплата составляла всего лишь 23 тыс. долларов, а все аналитики, которые мне подчинялись, зарабатывали больше, чем я. Даже после повышения до должности Дреллеса я все равно зарабатывал лишь 48 тыс. долларов в год. В этом контексте предложение получать 10 тыс. долларов в месяц, не считая денег, которые я мог заработать, управляя фондами, показалось исключительно привлекательным. Я решил, что даже если полностью провалюсь, все равно смогу найти другую работу, где мне будут платить больше, чем сейчас в банке.

И вот в феврале 1981 года, наняв еще одного аналитика и секретаршу, я открыл Duquesne Capital Management. Мы начали с управления одним миллионом долларов, что на первых порах приносило нам 10 тыс. долларов за rop. Большая часть нашего дохода поступала от ежемесячного гонорара в 10 тыс. долларов за консультации в соответствии с нашим соглашением. Начали мы исключительно хорошо, поймав резкое восходящее движение акций компаний с малой капитализацией. К середине 1981 года акции повысились до верхней границы своего оценочного диапазона, а процентные ставки в то время подскочили до 19%. Это была одна из самых очевидных в истории рынка ситуаций для продажи. Мы на 50% перешли в деньги, что по тем временам, я думаю, было по-настоящему радикальным шагом. Затем, в третьем квартале 1981 года, мы потеряли все.

— Я не понимаю. Как вы могли все потерять, если перешли на 50% в деньги?

— Ну, мы потеряли на 50-процентной позиции, которая еще оставалась.

— Да, но вы ведь могли потерять только половину от того, что теряли все остальные.

— В банке стандартная процедура заключалась в том, чтобы всегда быть почти полностью инвестированными, и хотя я в банке больше не работал, я, очевидно, еще сохранял в значительной степени этот образ мышления. Вы должны понимать, что в июне 1981 года я был настроен невероятно по-медвежьи. И мое мнение было абсолютно правильным, но мы все равно в третьем квартале потеряли 12%. И я сказал своему партнеру: «Это преступление. Мы никогда еще не были так уверены в медвежьем характере этого рынка и все равно свели квартал с убытком». И прямо тогда мы раз и навсегда изменили нашу инвестиционную философию так, чтобы если когда-нибудь в будущем у нас снова будет такое медвежье настроение в отношении рынка, мы будем выходить в денежную позицию на 100%.

В четвертом квартале 1981 года фондовый рынок частично восстановился. В то время мы по-прежнему придерживались исключительно медвежьих взглядов и сбросили остальную нашу позицию акций. Мы поместили 50% в деньги, а 50% — в долгосрочные облигации. Нам нравилась долгосрочная позиция в облигациях потому, что она приносила 15%, политика ФРС были чрезвычайно жесткой, а инфляция уже быстро понижалась. Это казалось нам настоящим подарком.

Дела у нас шли очень хорошо, и к маю 1982 года активы под нашим управлением выросли до 7 млн долларов. Как-то утром пришел я на работу и обнаружил, что Drysda1e Securities — клиент, которого мы консультировали — обанкротилась. Я немедленно позвонил своему знакомому в этой фирме, но его там уже не было.

Я понял, что у меня была проблема, требовавшая немедленного разрешения. Мои расходы составляли 180 тыс. долларов в год, а моя новая база доходов равнялась всего 70 тыс. долларов (1% от 7 млн долларов, которыми мы управляли). Я понятия не имел, как мы могли выжить. В то время наша фирма имела собственных активов чуть меньше 50 тыс. долларов, и я был абсолютно убежден в том, что процентные ставки понизятся. Я взял весь капитал фирмы и вложил его во фьючерсы на казначейские векселя. За четыре дня я потерял все. Парадоксально, но менее чем через неделю после нашего банкротства процентные ставки достигли своего максимума за весь цикл. С тех пор на ту высоту они так уже и не поднялись. Именно тогда я узнал, что вы можете правильно предсказать поведение рынка и все же проиграть, если используете слишком большой леверидж.

В то время у меня был один клиент, который в весьма молодом возрасте продал компанию программного обеспечения. Он передал выручку от этой продажи, весьма значительную, какому-то брокеру, потерявшему половину суммы на опционном рынке. В отчаянии брокер привел его ко мне, и я очень неплохо для него поработал. Поскольку это был частный счет, в отличие от всех остальных моих клиентов, бывших пенсионными фондами, я мог использовать его для открытия короткой позиции на фондовом рынке. Кроме того, я держал длинную позицию по облигациям. Обе позиции процветали, и его счет значительно вырос.

Не зная куда деваться, я встретился с этим клиентом и спросил, не заинтересует ли его финансирование нашей компании в обмен на приобретение ее части. В то время это, вероятно, выглядело глупейшей сделкой, ибо фирма наша имела чистый убыток в 40 тыс. долларов и заложенный дефицит в 110 тыс. долларов в год. Управлялась она 28-летним человеком, имевшим всего лишь однолетний опыт работы и никакой репутации. И я продал ему 25% компании за 150 тыс. долларов, чего, как я рассчитал, будет достаточно, чтобы продержаться еще двенадцать месяцев.

Через месяц начался бычий рынок, и в течение примерно года управляемые нами активы выросли до 40 млн долларов. Я думаю, что 1983 год был первым годом, когда я заработал больше, чем моя секретарша. С середины 1983 до середины 1984 года у нас был период некоторого спада, но компания уцелела, и в дальнейшем дела у нее шли очень хорошо, особенно когда начался бычий рынок в 1985 году.

— С учетом успеха вашей собственной торговой компании, почему вы ушли в Dreyfus на должность управляющего фондом?

— В 1985 году я познакомился с Говардом Стайном, предложившим мне консультационное соглашение с Dreyfus. Он, в конечном счете, убедил меня официально поступить в Dreyfus на должность управляющего парой их фондов. Они даже скроили новые фонды Dreyfus специально под мой стиль инвестирования. Частью соглашения было разрешение мне продолжать управлять своим фондом Duquesne Fund. Собственно говоря, я управляю Duquesne и по сей день.

— Расскажите о своем личном опыте накануне, во время и после краха фондового рынка 1987 года.

— Первая половина года была замечательной, потому что я был настроен в отношении рынка оптимистично, и цены шли прямо верх. В июне я изменил свое мнение и фактически полностью перешел в короткую позицию. Следующие два месяца были очень тяжелыми, поскольку я боролся против рынка, а цены все шли и шли верх.

— Что определило выбор времени для вашего переключения с бычьей на медвежью позицию?

— Это было сочетание ряда факторов. Оценки были чрезмерно завышенными: дивидендный доход понизился до 2,6%, а коэффициент цена/балансовая стоимость достиг исторического максимума. Кроме того, уже некоторое время ужесточала свою монетарную политику Федеральная резервная система. Наконец, технический анализ показывал, что рост цен поддержан не всем рынком — а именно, сила рынка была в основном сконцентрирована в акциях с большой капитализацией, а широкий спектр других выпусков сильно отставал. Этот фактор заставлял рост выглядеть как мыльный пузырь.

— Как вы можете использовать оценку справедливой стоимости акций для выбора времени сделки? Разве не был рынок уже некоторое время переоценен до того, как вы перешли от длинной позиции к короткой?

— Я никогда не использую такую оценку для выбора времени выхода на рынок. Я использую для тайминга показатели ликвидности и технический анализ. Такая оценка лишь говорит мне о том, как далеко может зайти рынок после того, как появится катализатор, изменяющий направление рынка.

— И что это за катализатор?

— Этот катализатор — ликвидность, и я надеюсь, что мой технический анализ его сможет разглядеть.

— А что происходило с ликвидностью в 1987 году?

— Федеральная резервная система ужесточала свою политику с января 1987 года, и доллар падал, что позволяло предположить, что ФРС произведет дальнейшее ужесточение.

— Какая была у вас прибыль в первой половине 1987 года прежде, чем вы переключились с длинной позиции на короткую?

В разных фондах результаты были разные. В то время я управлял пятью различными хеджевыми фондами, и в каждом использовалась своя стратегия. Прибыль фондов составляла что-то между 40 и 85 процентами в то время, как я решил переключиться на медвежью позицию. Пожалуй, лучшие результаты были у Dreyfus Strategic Aggressive Investing Fund, который в течение второго квартала повысился примерно на 40% (это был первый квартал деятельности фонда). Это, безусловно, был замечательный год — до того момента.

Многие управляющие фиксируют прибыль, когда достигают значительного роста в начале года. Я же придерживаюсь философии, подкрепленной господином Соросом, что когда вы получаете право быть агрессивным, вы должны вести себя агрессивно. Именно годы, когда вы начинаете с большой прибылью, и есть те годы, когда вы должны стремиться к максимальной прибыли. И поскольку в том году у меня была приличная прибыль, я считал, что могу позволить себе какое-то время пойти против рынка. Я знал, что бычий рынок должен закончиться. Я просто не знал, когда. Кроме того, из-за невероятно завышенной оценки рынка я считал, что когда окончится бычий рынок, конец этот будет весьма впечатляющим.

— Насколько я понимаю, вы держали свою короткую позицию вплоть до достижения рынком вершины пару месяцев спустя.

— Верно. К 16 октября 1987 года Доу опустился почти до уровня 2200 после того, как сделал вершину на уровне выше 2700. Я более чем покрыл свои более ранние убытки по короткой позиции и снова имел очень прибыльный год. Именно тогда я сделал одну из самых трагических ошибок всей своей торговой карьеры.

Из графика следовало, что вблизи уровня 2200 находилась сильная зона поддержки, судя по торговому диапазону, который развивался на протяжении большей части 1986 года. Я был уверен, что рынок на этом уровне удержится. Я также играл с позиции силы, потому что имел прибыль по своей длинной позиции в начале года, а теперь выигрывал и по коротким позициям. И с чистой короткой позиции я перешел на 130-процентную длинную позицию (процентное число выше 100 означает использование левериджа).

— И когда вы совершили этот переход?

— После обеда в пятницу 16 октября 1987 года.

— Вы перешли из короткой позиции в длинную за день до краха? Не может быть!

— Совершенно верно, и в тот день из-за высокой ликвидности мне было очень легко изменить свою позицию.

— Я не то чтобы удивлен, но как-то озадачен. Вы неоднократно говорили, что придаете техническому анализу огромный вес. И коль скоро рынок в то время падал вертикально вниз, разве технический анализ не удерживал вас от этой сделки?

— Ряд технических индикаторов позволял предположить, что рынок в тот момент был перепродан. Более того, я думал, что огромная ценовая база вблизи уровня 2200 обеспечит исключительно сильную поддержку, по крайней мере, временную. Я считал, что даже если я совершенно не прав, рынок в понедельник утром не уйдет ниже уровня 2200. Я решил, что в понедельник утром дам длинной позиции полчаса времени, и если рынок не отскочит вверх, я выйду.

— Когда вы поняли, что были не правы?

— В пятницу вечером после закрытия мне довелось поговорить с Соросом. Он сказал, что у него есть исследование, осуществленное Полом Тюдором Джонсом, и он хочет показать его мне. Я пришел в его офис, и он достал этот анализ, сделанный Полом примерно месяц или два назад. В исследовании демонстрировалась историческая тенденция фондового рынка ускоряться при движении вниз всегда, когда пробивается восходящая параболическая кривая — что и имело место. Анализ также иллюстрировал исключительно близкую аналогию между поведением цены на фондовом рынке 1987 года и фондовом рынке 1929 года с неизбежным заключением, что мы в тот момент находились на грани обвала.

Я буквально умирал, когда вернулся тем вечером домой. Я понял, что все испортил, и что рынок вот-вот рухнет.

— Вы поняли, что были неправы, только благодаря анализу Пола Тюдора Джонса?

— Фактически есть и второй важный элемент этой истории. В начале августа того года мне позвонила женщина, собиравшаяся уехать на отдых во Францию. Она сказала: «Мой брат говорит, что рынок выходит из-под контроля. Я должна уехать на три недели. Как вы думаете, с рынком будет все в порядке к тому времени, как я вернусь?» Я постарался успокоить ее словами: «Рынок, вероятно, уйдет вниз, но не думаю, что это случится так быстро. Вы можете совершенно спокойно ехать в свой отпуск». «А вы знаете, кто мой брат?» — спросила она. «Ни малейшего представления не имею», — ответил я. «Это Джек Дрейфус», — проинформировала она меня.

Насколько я знал, Дрейфус был занят работой своего медицинского фонда и в течение последних 15 — 20 лет особого внимания на рынок не обращал. На следующей неделе Говард Стайн привел ко мне в кабинет посетителя. «Это Джек Дрейфус», — объявил он. Дрейфус был одет в шерстяной кардиган и разговаривал очень вежливо. «Я хотел бы узнать о фьючерсном контракте на S&P, — сказал он. — Как вы знаете, я не занимался рынками 20 лет, однако меня очень обеспокоят разговоры, которые я слышу последнее время, когда играю в бридж. Все хвастаются теми деньгами, которые делают на рынке. Это очень напоминает мне все то, что я читал о рынке 1929 года».

Дрейфус хотел найти признаки чрезмерной покупки с маржинальных счетов для подтверждения его вывода о том, что рынок стремится к краху типа обвала 1929 года. Статистика по акциям не показывала какого-либо ненормально высокого уровня маргинальной покупки, однако он прочитал, что люди использовали фьючерсы S&P, чтобы открывать длинные позиции на фондовом рынке с 10-процентной маржей. Он предполагал, что покупка с чрезмерным кредитным плечом теперь перетекла во фьючерсы. Чтобы проверить эту теорию, он хотел, чтобы я провел исследование и определил, нет ли необычно большой спекулятивной покупки фьючерсов S&P.

Поскольку у нас не было под рукой таких данных, для завершения исследования потребовалось некоторое время. По иронии судьбы мы закончили этот анализ после обеда в пятницу 16 октября 1987 года. В общем, эти данные показывали, что до июля 1987 года спекулянты все время играли на короткой стороне, но после этого момента переключились на все более растущую длинную позицию.

В субботу 17 октября я встретился с Джеком Дрейфусом, чтобы показать ему результаты анализа. Помните, он выражал озабоченность по поводу рынка в августе? Теперь уже я был чрезвычайно расстроен, потому что Сорос показал мне исследование Пола Тюдора Джонса.

Дрейфус взглянул на мою работу и сказал: «Думаю, мы немного опоздали для того, чтобы заработать на моих страхах». Это был сокрушающий удар. Я был абсолютно убежден в том, что нахожусь на неправильной стороне рынка. Я решил, что если в понедельник утром рынок откроется выше уровня поддержки, а это было примерно на 30 пунктов ниже моей цены, и не будет сразу же расти, я продам всю свою позицию. Как оказалось, рынок открылся с понижением на более чем 200 пунктов. Я знал, что должен немедленно выходить. К счастью, вскоре после открытия был небольшой отскок вверх, и я смог продать всю свою длинную позицию и открыть чистую короткую.

В тот же день после обеда, без пяти четыре, ко мне зашел Дрейфус. Он сказал: «Простите, что не сказал вам раньше, но я уже продал фьючерсы S&P, чтобы захеджировать свой риск на фондовом рынке». «И сколько же вы продали?» — спросил я. «Достаточно», — ответил он. Я спросил: «Когда вы открыли короткую позицию?» «Ну, примерно месяца два назад». Иными словами он открыл короткую позицию точно на вершине, примерно в то время, когда я убеждал его сестру не думать о неизбежности вершины фондового рынка. Он спросил: «Как вы думаете, нужно ли мне сейчас закрывать свою короткую позицию?»

В тот момент, хотя Доу уже упал на 500 пунктов до уровня примерно 1.700, фьючерсы торговались на уровне, эквивалентном Доу 1.300. Я сказал: «Джек, вы должны закрывать свою позицию сейчас. Фьючерсы S&P торгуются, судя по Доу, с дисконтом на 4.500 пунктов». Он посмотрел на меня и спросил: «Что такое дисконт?»

— И что же, закрыл он тогда свою позицию?

— Конечно закрыл — и точно на абсолютном минимуме.

— Вернемся снова к вашей карьере. Почему вы ушли из Dreyfus?

— Я чувствовал, что управлял слишком многими фондами (семью в то время, когда уходил). В дополнение к собственно работе по управлению время от времени от имени каждого фонда требовалось выступать на презентациях или участвовать в других видах деятельности. Например, каждый фонд проводил по четыре заседания совета директоров в год.

— Как же вы могли находить время заниматься всем этим?

— А я и не мог — потому и ушел. Во время всего этого периода я постоянно общался с Соросом. Чем больше я с ним разговаривал, тем больше понимал, что все, что говорили о нем люди, было неправильным.

— А что о нем говорили?

— Ну, были разные рассказы о текучести кадров в фирме. Якобы Джордж платил людям хорошо, но быстро увольнял их. Каждый раз, когда я упоминал, что Сорос пытается меня нанять, мои наставники в сфере бизнеса твердо советовали мне не соглашаться. Сорос фактически начал называть меня своим преемником еще до того, как я поступил в его фирму. Когда я пришел к Соросу домой на собеседование, его сын сказал мне, что я уже десятый «преемник». Ни один из других особенно долго не продержался. Он считал, что это что-то истерическое. А когда на следующий день я прибыл в офис Сороса, весь персонал говорил обо мне как о преемнике. Им тоже это казалось очень смешным.

— А вы не думали о том, чтобы после ухода из Dreyfus сделать шаг назад и заняться исключительно своим фондом Duquesne Fund?

— Это, безусловно, был вариант. Фактически активы, которыми управлял Duquesne, значительно выросли без каких-либо маркетинговых усилий, просто из-за той известности, что я приобрел благодаря замечательным результатам фондов Dreyfus.

— Почему же вы не пошли по этому пути?

— Просто потому что Джордж Сорос стал моим идолом. Он, казалось, лет на двадцать обогнал меня во внедрении принятой мной торговой философии: держать ключевую группу акций в длинной позиции и ключевую группу акций в короткой позиции и затем использовать леверидж для торговли фьючерсами S&P, облигациями и валютами. Я очень многое узнал лишь из разговоров с Соросом. Я думал, что в этой ситуации не смогу проиграть. Худшее, что могло со мной случиться у Сороса, это что он уволит меня через год, — и в этом случае я получу последнюю часть своего образования и все равно смогу управлять Duquesne. В лучшем случае, все получится.

— Изменились ли ваши отношения с Соросом после того, как вы стали на него работать?

— Первые шесть месяцев наши взаимоотношения были довольно неровными. Хотя у нас были сходные торговые философии, наши стратегии были совершенно разными. Когда я начал у него работать, он собирался быть моим тренером — а тренером он был агрессивным. По-моему, Джордж Сорос — величайший инвестор всех времен, но даже если вас тренирует величайший в мире инвестор, это скорее мешает, чем помогает, если он вмешивается в ваши дела достаточно, чтобы нарушить ритм вашей торговли. На кухне не могут ужиться два повара, из этого просто ничего не получится. Отчасти вина была моя, потому что он, бывало, давал рекомендации, а я боялся возразить. В конце концов, как можно не согласиться с человеком, имеющим такую историю достижений, как у него?

Развязка произошла в августе 1989 года, когда Сорос продал позицию в облигациях, которую я раньше открыл. Раньше он никогда такого не делал. Хуже того, я был очень уверен в той сделке. Нечего и говорить, что я очень расстроился. И тогда мы в первый раз выговорились с ним до конца.

В конце концов, Сорос решил, что не будет вмешиваться в мои дела в течение шести месяцев. Честно говоря, я не надеялся на то, что он выполнит свое обещание, так как он и раньше пытался сделать это, но просто не мог. Дело было спасено, однако, событиями, назревшими в Восточной Европе в конце 1989 года. Как вы, вероятно, знаете, преобразование Восточной Европы и Советского Союза из коммунистической системы в капиталистическую было в последние годы главным увлечением Сороса. Для содействия достижению этой цели он открыл фонды в одиннадцати странах. А когда Джордж находился в Восточной Европе, он при всем желании не мог вмешиваться в мои дела.

И тогда все стало налаживаться. Я не только торговал самостоятельно, без какого-либо вмешательства, но и та же восточно-европейская ситуация привела к моей первой по-настоящему большой сделке для фонда Сороса Quantum Fund. Я никогда ни в одной сделке не был уверен так, как в длинной позиции по немецкой марке, когда была разрушена Берлинская стена. Одной из причин, по которой я был так по-бычьему настроен в отношении немецкой марки, была радикальная теория валют, предложенная Джорджем Соросом в его книге «Алхимия финансов». Его теория заключалась в том, что если огромный дефицит сопровождается снижением налогов и ужесточением кредитно-денежной политики, то валюта страны в конечном счете вырастет. Доллар идеально подтвердил эту теорию в период 1981 — 1984 гг. В то время общее мнение склонялось к тому, что доллар будет падать из-за огромного дефицита бюджета. Однако из-за того, что жесткая кредитно-денежная политика привлекала деньги в страну, доллар в итоге резко пошел вверх.

Когда была разрушена Берлинская стена, сложилась одна из тех ситуаций, которые были для меня ясны как день. Западной Германии предстояло столкнуться с гигантским дефицитом бюджета для того, чтобы финансировать перестройку Восточной Германии. В то же самое время Бундесбанк не был намерен терпеть инфляцию. И я без колебаний сложился в немецкую марку. Это оказалась замечательной сделкой.

— Какую по величине позицию вы открыли?

— Примерно 2 млрд долларов.

— А вам не трудно было открывать позицию такого размера?

— Нет. Я сделал это всего за несколько дней. Кроме того, открыть такую позицию оказалось значительно легче благодаря общим медвежьим настроениям, царившим в то время. В течение первых двух дней после разрушения стены немецкая марка даже упала, потому что люди подумали, что перспектива растущего дефицита окажет на валюту негативное влияние.

— Не приходят ли вам ум какие-то другие крупные сделки? Особенно меня интересуют их обоснования.

— В конце 1989 года я стал по ряду причин испытывать чрезвычайно медвежье настроение в отношении японского фондового рынка. Во-первых, на многолетнем графике индекс Nikkei достиг очень сильного уровня сопротивления, после чего во всех предыдущих случаях начиналось падение или в худшем случае консолидация. Во-вторых, рынок, похоже, находился в фазе огромного спекулятивного мыльного пузыря. Наконец, и это самое важное — втрое важнее всего, что я только что сказал,— Банк Японии начал значительно ужесточать кредитно-денежную политику. А вот что в то же время происходило на японском рынке облигаций (Дракенмиллер показывает мне график, из которого видно, что в то же самое время, когда индекс Nikkei рос до рекордных максимумов, японский рынок облигаций стремительно падал вниз). Открытие коротких позиций на японском фондовом рынке в то время было одной из наилучших сделок в смысле соотношения риска и вознаграждения, которые мне приходилось видеть.

— Как обстояли ваши дела в момент начала воздушной войны против Ирака, когда американский фондовый рынок начал стремительно расти без коррекций? Была ли у вас короткая позиция из-за того, что до этого рынок находился в нисходящем тренде? Если да, то как вы справились с этой ситуацией?

— Я вступил в 1991 год с позициями, которые совсем не соответствовали движениям рыночных цен, произошедшим в последующие месяцы. У меня были короткие позиции примерно на 3 млрд долларов на американском и японском фондовых рынках, а также большие короткие позиции на американском и мировых рынках облигаций.

Я начал изменять свою оценку рынка во время первых двух недель 1991 года. При движении вниз пессимизм относительно американского фондового рынка стал чрезмерным. Все говорили о том, как рухнет рынок, если Соединенные Штаты начнут войну против Ирака. Кроме того, отсутствовала широкая поддержка тренда. Хотя индекс Доу-Джонса упал до нового недавнего минимума, новых минимумов достигли лишь восемьдесят из 1700 акций Нью-Йоркской фондовой биржи.

К 13 января я закрыл свою короткую позицию по фьючерсам S&P, но у меня еще были короткие позиции по акциям. В тот день я поговорил с Полом Тюдором Джонсом, который только что вернулся после участия в дискуссии, организованной Barron's. Он рассказал мне, что восемь из восьми участвовавших в ней управляющих капиталом заявили, что имеют крупнейшую за последние десять лет денежную позицию. Я никогда не забуду, что S&P тогда был вблизи 310, и Пол сказал: «Он моментально достигнет 340». К тому времени я уже начал менять свое настроение на бычье, и разговор этот придал мне дополнительный толчок в том же направлении. Я был убежден, что как только начнется война, рынок начнет расти, потому что все, что можно было продать, уже было продано.

— Почему вы не подождали до тех пор, пока война не начнется по-настоящему, прежде чем приступить к покупке?

— Потому что все ждали начала войны, чтобы начать покупать. И я подумал, что нужно начать покупать до 15 января, когда истечет срок ультиматума, выдвинутого Соединенными Штатами.

— А вы полностью переключились с короткой позиции на длинную до начала огромного роста в утро после начала воздушной войны?

— Да, в своем фонде Duquesne Fund, потому что он был более гибким. Что касается фонда Сороса Quantum Fund, то мы перевели с короткой на длинную нашу фьючерсную позицию S&P, но все еще имели огромную короткую позицию по акциям. Значительная часть этой позиции была в акциях банковских компаний и компаний недвижимости — эту часть позиции было трудно быстро закрыть. Но вскоре после начала войны мы полностью перешли в длинную позицию.

— И каков же был ваш результат после того, как все закончилось?

— Каким бы невероятным это ни казалось, мы свели январь с прибылью после того, как в начале месяца у нас была короткая позиция на 3 млрд долларов в акциях по всему миру, короткая позиция на 3 млрд долларов по доллару против немецкой марки и большая короткая позиция по американским и японским облигациям — все эти позиции были направлены против сильного январского роста рынка.

— Почему у вас оказалась такая большая короткая позиция по доллару против немецкой марки?

— Это была та самая позиция, которую мы держали в течение более года, с тех пор как обрушилась Берлинская стена. Базовой предпосылкой этой сделки было то, что немцы будут придерживаться сочетания политики фискальной экспансии и жесткой кредитно-денежной политики — а это для их валюты бычья комбинация.

— Что побудило вас отказаться от этой позиции?

— Было два фактора. Во-первых, во время войны США с Ираком наблюдалась значительная покупка доллара благодаря процессу бегства капитала в «безопасные гавани». Как-то утром прошло сообщение о том, что Хусейн собирается капитулировать до начала наземной войны. Доллар после такой новости должен был резко упасть относительно немецкой марки, но он понизился лишь чуть-чуть, и я почувствовал, что что-то здесь не так. Вторым фактором был слух, что немцы собираются повысить налоги. Иными словами, они собирались изменить свою политику фискальной экспансии, что ликвидировало бы одну из главных причин нашей длинной позиции по немецкой марке. И за одно утро мы купили примерно 3,5 млрд долларов против немецкой марки.

— Соединенные Штаты переживают длительную рецессию и крайне отрицательные настроения потребителей (во время этого интервью в декабре 1991 года). Есть ли у вас какие-нибудь соображения относительно долгосрочной экономической перспективы нашей страны?

— На мой взгляд, 1980-е годы до смешного повторили 1920-е. Мы нарастили отношение долга к ВНП до невероятных уровней. Еще больше в серьезности этой проблемы меня убедили многочисленные поглощения компаний с привлеченным финансированием конца 1980-х годов, которые делали общую ситуацию с долгом все хуже и хуже. Я никогда не рассматривал текущее ухудшение экономической конъюнктуры как спад, я всегда рассматривал его как ликвидацию долга, которую некоторые люди называют депрессией. Здесь речь идет не просто о спаде продолжительностью два квартала. Когда вы наращиваете долг годами, он действует как депрессант на экономику до тех пор, пока проблема долга не будет решена, на что требуется значительный период времени. Ликвидация долга имеет тенденцию продолжаться годами.

— С учетом вашего весьма отрицательного долгосрочного прогноза для американской экономики, имеете ли вы крупную длинную позицию в облигациях?

— У меня была длинная позиция до конца 1991 года. Однако привлекательная доходность должна быть последней причиной для покупки облигаций. В 1981 году публика активно продавала облигации, отказываясь от 15% годовых в течение ближайших тридцати лет, потому что она не могла устоять перед соблазном 21-процентной краткосрочной доходности. Люди не думали о длительной перспективе. Теперь из-за того, что ставки денежного рынка равны всего 4,5%, та же самая несчастная публика снова скупает облигации, на тридцать лет кредитуя правительство под 7,5% годовых. И никого не тревожит, что это правительство живет с дефицитом в 400 млрд долларов.

Текущая ситуация прямо противоположна 1981 году. В 1981 году публике следовало рассматривать поднятие Волкером краткосрочных ставок до 21% как очень положительное событие, которое понизит долгосрочную инфляцию и подтолкнет вверх цены облигаций и акций. Вместо этого люди купились на более высокую краткосрочную доходность. Напротив, сейчас, когда экономика в упадке, дефицит растет, а администрация и Федеральная резервная система находятся в состоянии паники, публике следует понимать опасность покупки долгосрочных облигаций. А вместо этого те же люди, которые продавали в 1981 году свои облигации при 15-процентных ставках, теперь снова покупают те же облигации с 7,5-процентной ставкой, потому что не могут найти своим деньгам лучшего применения. Еще раз напоминаю, что они не думают о длительной перспективе.

— Ваши долгосрочные результаты значительно превосходят среднеотраслевые. В чем, по вашему мнению, причина таких замечательных успехов?

Джордж Сорос придерживается философии, которую принял и я: для того, чтобы увеличить прибыль в долгосрочной перспективе, нужно избегать серьезных убытков и время от времени выигрывать по-крупному. Вы можете позволить себе быть гораздо более агрессивным, когда делаете хорошую прибыль. Многие управляющие, достигнув роста в 30 — 40%, закрывают свой год (т. е. торгуют оставшуюся часть года очень осторожно, чтобы не подвергать опасности ту очень хорошую прибыль, которая уже достигнута). Но для того, чтобы в течение многих лет стабильно получать высокую прибыль, нельзя успокаиваться, получив 30%. Напротив, заработав 30-40%, не стоит останавливаться на достигнутом, нужно постараться достичь конца года со 100-процентной прибылью. Если вы сумеете в течение нескольких лет делать по 100% и избегать убыточных лет, то вы достигнете по-настоящему выдающихся долгосрочных результатов.

— Чему еще вы научились у Сороса?

— Наиболее важный урок, который преподал мне Сорос, состоит в следующем. Главное не в том, правы вы или не правы, главное, сколько денег вы зарабатываете, когда вы правы, и сколько теряете, когда вы неправы. Сорос критиковал меня всего несколько раз, и это всегда происходило тогда, когда я был прав в отношении рынка, но не воспользовался возможностью в полной мере.

В качестве примера могу привести случай, когда вскоре после того, как я начал работать на Сороса, я, испытывая крайне медвежьи настроения по отношению к доллару, открыл большую короткую позицию по доллару против немецкой марки. Эта позиция начала двигаться в мою пользу, и я очень гордился этим. Сорос пришел в мой кабинет, и мы поговорили об этой сделке. «Какую по величине позицию ты имеешь?» — спросил он. «Один миллиард долларов», — ответил я. «И ты называешь это позицией?» — сказал он неодобрительно. Он посоветовал мне удвоить позицию. Так я и сделал, и сделка эта принесла нам значительную прибыль.

Сорос научил меня, что когда ты очень уверен в сделке, надо вкладывать в нее все. Требуется мужество, чтобы быть свиньей. Требуется мужество, чтобы не закрывать прибыльную позицию при огромном леверидже. По мнению Сороса, когда ты в чем-то прав, ты не можешь иметь слишком большую позицию.

Хотя в то время я в Soros Management не работал, я слышал, что накануне соглашения Plaza Accord осенью 1985 года другие трейдеры в офисе, подражая Джорджу, открыли накануне этой встречи длинную позицию по иене. Когда в понедельник утром иена открылась с повышением на 800 пунктов, эти трейдеры не могли поверить размеру своей прибыли и возбужденно начали закрывать позиции. По рассказам, Джордж якобы вошел, распахнув настежь дверь и приказал остальным трейдерам прекратить продавать иену, сказав им, что берет на себя их позиции. И в то время как эти трейдеры поздравляли себя с получением крупнейшей прибыли в своей жизни, Сорос смотрел на вещи шире: правительство только что сказало ему, что доллар в течение всего следующего года будет идти вниз. Так почему бы ему не быть свиньей и не прикупить еще (иен)?

Сорос также лучше всех умеет встречать убыток. Ему все равно, выигрывает он или проигрывает на сделке. Если сделка не срабатывает, он достаточно уверен в своей способности выиграть в следующих сделках и поэтому может легко выходить из позиции. На полке стоит много пар обуви, носите только те туфли, которые хорошо сидят. Если вы очень уверены в себе, то убыток вас не беспокоит.

— Как вы справляетесь с психологическим давлением от управления портфелем во много миллиардов долларов?

— Теперь я переживаю по этому поводу гораздо меньше, чем несколько лет назад. У этого бизнеса есть одна замечательная черта — он ликвиден, и вы в любой день можете начисто стереть все с доски. До тех пор, пока я контролирую ситуацию — т. е. до тех пор, пока я могу закрыть свои позиции, — причин для беспокойства нет.

По словам Дракенмиллера, для получения превосходных результатов требуются два ключевых элемента: сохранение капитала и большие выигрыши. О первом принципе говорят и пишут очень много, а второй ценится значительно меньше. В смысле управления портфелем Дракенмиллер говорит, что для того, чтобы достичь по-настоящему хороших результатов, вы должны до конца использовать ситуации, в которых вам по-настоящему везет. Именно в такое время нужно выжимать из рынка все, что можно, а не почивать на лаврах. Необходимо избегать проигрышных лет и стараться в отдельные годы зарабатывать по несколько сотен процентов. Что касается отдельных сделок, то под исключительными выигрышами подразумевается использование большого левериджа в тех нечастых обстоятельствах, когда вы испытываете огромную уверенность. По словам Дракенмиллера: «Нужно иметь мужество, чтобы быть свиньей».

Другим важным уроком, который следует извлечь из этого интервью, является то, что если вы совершаете ошибку, реагируйте на нее немедленно! Дракенмиллер допустил невероятную ошибку, переключившись с короткой на 130-процентную длинную позицию в день накануне массивного обвала акций 19 октября 1987 года, и все же он завершил месяц с чистой прибылью. Как? Когда он понял, что принципиально ошибся, он в течение первого часа торгов 19 октября ликвидировал всю свою длинную позицию и тут же открыл короткую. Если бы он был менее восприимчив и защищал свою первоначальную позицию, столкнувшись с признаками противоположными, или протянул бы время в надежде, что рынок восстановится, он понес бы гигантский убыток. А вместо этого он даже получил небольшую прибыль. Способность воспринимать неприятную правду (т. е. поведение рынка, противоречащее позиции игрока) и реагировать решительно и без малейшего колебания является признаком великого трейдера.

Хотя Дракенмиллер использует метод оценки справедливой стоимости акций и рынка в целом и считает, что этот метод важен при измерении потенциальной величины будущего движения цены при развороте текущего рыночного тренда, он подчеркивает, что для тайминга этот подход использовать нельзя. Ключевыми инструментами, которые Дракенмиллер применяет для тайминга рынка, являются анализ ликвидности и технический анализ.

При оценке отдельных акций Дракенмиллер вспоминает совет своего первого босса, который заставил его понять, что первым шагом любого анализа является определение факторов, которые заставляют ту или иную акцию идти вверх или вниз. Конкретные причины в каждом секторе рынка, а иногда даже внутри каждого сектора могут быть самыми разнообразными.

Весь торговый стиль Дракенмиллера противоречит ортодоксальному подходу к управлению фондами. По его мнению, нет никакой логической причины, по которой инвестор (или управляющий фондом) должен все время почти полностью держать капитал инвестированным в акции. Если анализ инвестора указывает на вероятность предстоящего медвежьего рынка, ему следует полностью перейти в денежную позицию и, возможно, даже в чистую короткую позицию. Вспомните разочарование Дракенмиллера от того, как в середине 1981 года он, испытывая чрезвычайно медвежьи настроения и будучи абсолютно прав в своем прогнозе, все же потерял деньги, потому что в то время все еще не мог избавиться от мысли, что фондовый управляющий должен все время иметь чистую длинную позицию. Вряд ли можно усомниться в том, что долгосрочная прибыль Дракенмиллера была бы значительно ниже, а падения его капитала значительно глубже, если бы он ограничивался только длинной стороной фондового рынка. Гибкость стиля Дракенмиллера — работа с короткими и длинными позициями, а также диверсификация в другие крупные глобальные рынки (например, облигации и валюты) — является, несомненно, ключевым элементом его успеха. В шахматах ферзь, который может двигаться во всех направлениях, является значительно более сильной фигурой, чем пешка, которая может ходить только вперед.

Одной из непреложных истин рынка (или, точнее, одной из непреложных истин человеческой природы) является то, что вы не можете выиграть, если не можете позволить себе проигрыш. Классическим примером является попытка Дракенмиллера сыграть на фьючерсах на казначейские векселя в отчаянном усилии спасти свою фирму от финансовой катастрофы. И хотя он купил фьючерсы всего за неделю до их исторического минимума (вряд ли можно выбрать время для сделки лучше), он потерял все свои деньги. Сделку испортила сама необходимость выиграть — в данном случае из-за чрезмерного левериджа и отсутствия планирования. Рынок — строгий учитель, и он редко терпит опрометчивость, связанную со сделками, порожденными отчаянием.

Лучшие брокеры:
Лучший Форекс-брокер 2024 года – компания «Альпари». Более 2 млн. клиентов из 150 стран. На рынке – с 1998 года. Выгодные торговые условия, ECN-счета с доступом к межбанковской ликвидности и моментальным исполнением, спреды – от 0 пунктов, кредитное плечо – до 1:1000, положительные отзывы реальных трейдеров.
Один из лучших Форекс-брокеров 2024 года – компания «RoboForex». ECN-счета с депозитом от $10. Возможность торговать акциями Amazon, Facebook, Siemens и еще более чем 12000 активов через платформу «R Trader» с депозитом от $100. Разрешены скальпинг, пипсовка, любые советники и стратегии. Имеется бесплатный конструктор торговых стратегий.
Один из лучших Форекс-брокеров 2024 года – компания «NPBFX». Банковский Форекс. На рынке – с 1996 года. До 2016 года обслуживание всех клиентов осуществлялось от лица банка с лицензией Банка России (АО «Нефтепромбанк»). В начале 2016 года был проведен ребрендинг и перевод обслуживания частных клиентов в международную компанию «NPBFX Limited» с лицензией IFSC. В банке продолжается обслуживание корпоративных клиентов.
Лучший Форекс-брокер 2024 года – компания «Альпари». Более 2 млн. клиентов из 150 стран. На рынке – с 1998 года. Выгодные торговые условия, ECN-счета с доступом к межбанковской ликвидности и моментальным исполнением, спреды – от 0 пунктов, кредитное плечо – до 1:1000, положительные отзывы реальных трейдеров.
Содержание Далее
Лучший Форекс-брокер – компания «Альпари». Выгодные торговые условия, более 2 млн. клиентов, положительные отзывы реальных трейдеров, уникальные инвестиционные сервисы, множество бонусов, акций и призовых конкурсов, торговля валютами, металлами, CFD и бинарными опционами (у данного брокера обозначаются понятием – «Fix-Contracts»), качественная аналитика и обучение. Forex: пять шагов к успешному трейдингу Банковский Форекс. На рынке – с 1996 года. До 2016 года обслуживание всех клиентов осуществлялось от лица банка с лицензией Банка России (АО «Нефтепромбанк»). В начале 2016 года был проведен ребрендинг и перевод обслуживания частных клиентов в международную компанию «NPBFX Limited» с лицензией IFSC. В банке продолжается обслуживание корпоративных клиентов. Выгодные торговые условия, разрешен скальпинг и автоматическая торговля, для частных клиентов минимальный депозит – от $10.