Лучший Форекс-брокер – компания «Альпари». Более 2 млн. клиентов из 150 стран. На рынке – с 1998 года. Выгодные торговые условия, ECN-счета с доступом к межбанковской ликвидности и моментальным исполнением, спреды – от 0 пунктов, кредитное плечо – до 1:1000, положительные отзывы реальных трейдеров.
Книги по Forex и биржевой торговле
Швагер Д. Новые маги рынка. Беседы с лучшими трейдерами Америки

В книге «Новые маги рынка» Джек Швагер беседует с ведущими мировыми портфельными менеджерами и трейдерами, которые достигли выдающихся результатов на рынках акций, фьючерсов, опционов и других. Книга позволяет из первых рук почерпнуть инвестиционные идеи и приемы торговли от ведущих профессионалов – «магов рынка».

Один из наиболее надежных Форекс-брокеров – компания «NPBFX» (Форекс от Нефтепромбанка). Низкие спреды, кэшбек – до 60%, качественная аналитика, бесплатные торговые стратегии и обучающие материалы. Разрешен скальпинг и высокочастотная торговля, любые торговые советники и стратегии. Минимальный депозит – от $10. Лучший Форекс-брокер – компания «Альпари». Выгодные торговые условия, более 2 млн. клиентов, положительные отзывы реальных трейдеров, уникальные инвестиционные сервисы, множество бонусов, акций и призовых конкурсов, торговля валютами, металлами, CFD и бинарными опционами (у данного брокера обозначаются понятием – «Fix-Contracts»), качественная аналитика и обучение.
Получайте компенсацию до 100% от спреда/комиссии, взимаемых Вашим брокером, торгуя через Международное объединение Форекс трейдеров (МОФТ).

БИЛЛ ЛИПШУЦ. СУЛТАН ВАЛЮТ

Ответьте-ка быстро, что является самым большим в мире финансовым рынком? Акции? Нет, даже если вы соберете вместе все рынки акций мира. Ну, конечно же это должны быть облигации. Только задумайтесь о гигантском государственном долге, который накопился по всему миру. Неплохая догадка, но опять неправильная, даже если вы сложите вместе все мировые рынки бумаг с фиксированным доходом. Правильный ответ — валюты. В объеме всей финансовой торговли акции и облигации по сравнению с валютами выглядят семечками.

В среднем на мировых валютных рынках каждый день торгуется 1 триллион долларов. Подавляющее большинство этой торговли валютами происходит не на организованных биржах, а в виде сделок на межбанковском валютном рынке. Межбанковский валютный рынок представляет собой круглосуточный валютный рынок, который фактически следует вокруг земного шара за солнцем, передвигаясь из банковских центров Соединенных Штатов в Австралию, на Дальний восток, в Европу и, наконец, снова в Соединенные Штаты. Этот рынок существу ет для удовлетворения потребностей компаний, которым необходимо страховать валютный риск в мире быстро меняющихся курсов валют. Но в межбанковском валютном рынке участвуют также и спекулянты, стремящиеся заработать на своих ожиданиях относительно колебаний обменных курсов.

На этом гигантском рынке существует лишь горстка игроков по крупным ставкам. Парадоксально, но хотя эти трейдеры иногда открывают позиции, измеряемые в миллиардах долларов (да, в миллиардах), они практически неизвестны большей части финансового сообщества, не говоря уже о простой публике. Одним из таких трейдеров является Билл Липшуц (Bill Lipschutz).

Интервью, которые я взял у Липшуца, были проведены в виде двух длительных сессий у него в квартире. У Липшуца повсюду установлены мониторы, отражающие положение на рынках. Конечно же, в гостиной стоит огромный телемонитор, на который поступают свежие валютные котировки. Есть котировочные мониторы и у него в кабинете, на кухне и рядом с кроватью так, чтобы, ворочаясь во сне, он мог тоже проверять котировки — что, собственно, он и делает постоянно (поскольку часть наиболее активных периодов на рынке приходится на ночные часы в США). Даже в туалете есть монитор, расположенный очень удобно — на уровне лица. Судя по всему, человек этот относится к своей торговле очень серьезно.

Сначала я связался с Биллом Липшуцом через его агента по связям с общественностью Тома Уэйлека. Да, когда у трейдера есть агент по связям с общественностью, это звучит довольно странно. Собственно говоря, это особенно справедливо в отношении Липшуца, который, несмотря на гигантские сделки, сумел, и вполне преднамеренно, сохранять практически полную публичную анонимность на протяжении всей своей карьеры. Однако, проработав восемь лет в качестве крупнейшего и наиболее успешного трейдера валютами в Salomon Brothers, Липшуц как раз в это время ушел из этой фир мы, чтобы открыть свою собственную компанию по управлению капиталом на рынках валют (первоначально в качестве дочерней компании Merrill Lynch; позднее компания его выросла в совершенно независимое предприятие Rowayton Capital Management). Именно для этого его проекта и потребовалась поддержка в сфере связей с общественностью. Короче говоря, переговорив с Липшуцом о моем предложении по поводу интервью, Уэйлек позвонил мне и сказал, что сначала Билл хочет провести неофициальную встречу, чтобы он мог посмотреть, «стоит ли этим заниматься».

Мы встретились в одном баре в Сохо, и после нескольких кружек французского пива (кроме шуток, французы и правда выпускают несколько превосходных марок пива) Липшуц сказал: «Я думаю, что история о том, как менее чем за десятилетие Salomon Brothers выросла с нуля до одного из крупнейших в мире игроков на рынке валют, интересна». Помимо чувства облегчения, ибо эта ремарка явственно отражала его согласие на интервью, его заявление, безусловно, разожгло мой аппетит.

Придя на нашу первую встречу в его квартире, я, включив свои магнитофоны, сказал: «О'кей, расскажите мне о том, как Salomon столь эффектно выросла в крупнейшую торговую фирму на международном валютном рынке». Я откинулся в кресле, предвкушая длительный ответ, полный замечательных эпизодов и идей.

Бинарные опционы («Fix-Contracts») от лучшего Форекс-брокера – компании «Альпари». Минимальный контракт – от $1, экспирация – от 30 сек. Типы опционов: «Выше/Ниже», «Касание», «Диапазон», «Спред», «Экспресс», «Турбо». Альпари – один из наиболее надежных Форекс-брокеров. Более 2 млн. клиентов из 150 стран. На рынке – с 1998 года.

Липшуц ответил: «Рынок валютных опционов, отдел валютных опционов Salomon и я начали работать в одно и тоже время и росли и процветали параллельно».

«И...», — сказал я, приглашая его продолжать. Он другими словами повторил тот же ответ, который дал мне ранее.

«Да, — сказал я, — это очень интересное совпадение, но не могли бы вы дать некоторые подробности? Как насчет каких-нибудь конкретных историй?» Он снова ответил общими словами. Мои надежды на интервью начали быстро улетучиваться.

Мне уже приходилось брать интервью, которые не сдвигались с места по истечении первого часа, но, в конце концов, приносили результаты. Однако это интервью не было похоже на другие. Хотя я чувствовал, что получил очень мало полезного материала во время первых одного или двух часов нашей беседы, я ощущал присутствие чего-то еще. Это был не пересохший колодец, мне просто нужно было копать глубже.

После первых нескольких часов мы стали лучше понимать друг друга, и Липшуц начал рассказывать конкретные истории, относящиеся к его торговому опыту. Эти истории составляют ядро следующего далее интервью.

Как я уже упоминал ранее, большой телеэкран в гостиной Липшуца обычно настроен на показ валютных котировок, а у основания его бежит новостная лента Рейтер. Хотя Липшуц, казалось бы, полностью отдавался нашей беседе, было ясно, что какой-то уголок его сознания следит за экраном. Был момент, когда австралийский доллар переживал сильное падение после какого-то ужасно плохого выступления, сделанного министром финансов Австралии. Хотя рынок фактически находился в состоянии свободного падения, Липшуц посчитал, что падение было чрезмерным, и прервал наше интервью, чтобы разместить несколько ордеров. «Ничего крупного, — сказал он, я просто пытаюсь купить двадцатку (т. е. 20 млн австралийских долларов)». Сразу же после этого австралийский доллар отскочил вверх и продолжил это повышающееся движение на протяжении оставшейся части вечера. Липшуц, однако, так и не открыл свою позицию, потому что разместил свой ордер чуть-чуть ниже того уровня, на котором торговался рынок, и до его уровня рынок так и не опустился. «Упустить возможность — это так же плохо, как оказаться на неправильной стороне сделки», — сказал он.

Во время нашего второго интервью Липшуц хотел продать коротко немецкую марку и для того, чтобы продать, ждал небольшого отскока цены вверх. Заметив, что марка вместо этого стала двигаться еще ниже, он сказал: «Похоже, эту сделку я пропущу».

«Это выглядит точно так же, как на прошлой неделе, когда вы, воспользовавшись лимитным ордером, пропустили длинную позицию по австралийскому доллару, — сказал я. — Если вы так уверены, спросил я, — почему бы вам просто не продать немецкую марку по текущей цене рынка?»

«Что? И заплатить спрэд между бидом и аском (бид – это котировка на покупку, аск, или оффер — котировка на продажу)?» — воскликнул Билл. Я не был уверен, говорит он серьезно или шутит — а может быть, и то, и другое (кстати, немецкая марка так и продолжала скользить вниз).

Наши интервью проводились после закрытия рынков в США, но поскольку валютные рынки не закрываются никогда, Липшуц, похоже, никогда не прекращает торговать. Однако, несмотря на признанную им одержимость рынками и торговлей, Липшуц выглядит очень спокойным и расслабленным. Я бы даже не знал, что он следит за рынками, если бы он время от времени не делал замечания по поводу движения цен и не размещал ордера по телефону.

— Что стало с архитектурой?

— Что стало с архитектурой?

— Понимаете, я слышал, что вы дипломированный архитектор. Как же так получилось, что вы, в конце концов, стали трейдером?

— Когда я учился на архитектурном факультете Корнельского университета, умерла моя бабка, оставив мне портфель, состоявший из сотен различных акций общей стоимостью 12 тыс. долларов, который я ликвидировал с большим трудом, потому что все эти позиции были неполными лотами. Эта выручка дала мне некоторый рисковый капитал. Я стал тратить все больше и больше времени, играя на фондовом рынке. Не то чтобы я стал меньше интересоваться архитектурой, просто я стал больше интересоваться торговлей.

Кроме того, архитектура во многих отношениях является скорее профессией старого мира. Существует длительный период ученичества — в нашей стране три года, — прежде чем вы можете сдавать экзамен на лицензию. Затем нужно еще много-много лет работать чертежником. Проходит немало времени, прежде чем вы можете сами управлять процессом своих разработок.

— Но вы, в конце концов, получили диплом?

— Да, конечно. Собственно, у меня два диплома. Прохождение учебной программы по архитектуре в полном объеме заняло пять лет, но для студентов-архитекторов было вполне обычным делом записываться также и на другие курсы, тем самым оттягивая получение своей степени. Я, в конечном счете, изучил множество экономических наук и получил также МВА.

— А что стало после того, как вы окончили Корнелл? Получили ли вы работу, связанную с архитектурой?

— Нет. Из-за длительного процесса ученичества, о чем я только что рассказал, я так никогда и не работал архитектором. Я сразу же пошел работать в Salomon.

— А как вы получили эту работу?

— Для студентов, учащихся по программе МВА, является обычным делом подрабатывать летом на каком-нибудь предприятии, занимаясь делами, связанными с бизнесом. Летом 1981 года я получил работу в Salomon. К тому времени я уже очень активно торговал фондовыми опционами на свой собственный счет.

— Это был тот счет, который вы открыли, используя 12 тыс. долларов, оставленные вам вашей бабкой?

— Да, и к этому времени я увеличил его в несколько раз.

— Что вы знали о фондовых опционах, когда начинали торговать?

— Я о них ничего не знал.

— Тогда на чем же основывались ваши торговые решения?

— Я старался читать все, что мог найти по этому предмету. Я проводил много времени в библиотеке, читая годовые отчеты компаний. Я стал активным читателем разных финансовых периодических изданий типа The Economist, Barron's и Value Line. Я также стал следить за бегущей строкой с курсами акций по кабельному телевидению. Поскольку город Итака, штат Нью-Йорк, окружен горами, прием телепрограмм там исключительно плохой. В результате он стал одним из первых мест в стране, куда еще в начале 1970-х годов проникло кабельное телевидение. А один из каналов показывал бегущую строку котировок фондовой биржи с задержкой на 15 минут. Я провел множество часов, глядя на эту бегущую строку, и с течением времени, похоже, выработал у себя ощущение поведения цен.

— Именно тогда вы решили стать трейдером?

— Я не помню, что принимал какое-то сознательное решение типа «я хочу быть трейдером; я не хочу быть архитектором». Это был процесс постепенный. Торговля буквально вошла в мою жизнь.

— Была ли летняя работа в Salomon связана с торговлей?

— Мы с женой познакомились, когда я учился в Корнельском университете. Она женщина очень активная, и у нее очень серьезное экономическое образование. Предыдущим летом она умудрилась получить работу в отделе исследования облигаций у доктора Генри Кауфмана. Я познакомился с ее непосредственным начальником, который, как оказалось, тоже было выпускником Корнельского университета. Он устроил мне интервью с Генри Кауфманом по поводу той же самой должности, которую раньше занимала у него моя жена (к этому времени она уже окончила университет и имела постоянную работу). По иронии судьбы примерно в то же время Salomon Brothers послала в Корнелл своего представителя, чтобы набирать персонал. Меня пригласили приехать в Нью-Йорк на собеседование по поводу участия в их стажерской программе продаж и торговли. Беседовал со мной Сидни Голд, руководитель отдела опционов Salomon. Сидни — очень подвижный человек, который говорит очень, очень быстро.

Он провел меня в кабинет, у которого была стеклянная стена, выходившая на большой торговый зал, и оттуда было видно, как по стене бежит электронная строка с котировками. Я сидел спиной к этой ленте, и все то время, пока он со мной разговаривал, он также поглядывал на ленту. Он начал выпаливать вопросы, одним за другим. И вот сижу я, студент колледжа, впервые надевший костюм и галстук для своего первого в жизни официального собеседования, и не имею ни малейшего представления, как себя вести. Я отвечал на все его вопросы медленно и вдумчиво.

Минут через десять этой игры в вопросы и ответы он вдруг остановился, посмотрел мне прямо в глаза и сказал: «Ну ладно, забудем все это дерьмо. Ты, значит, хочешь быть трейдером. Все, кому не лень, приходят сюда и говорят мне, что хотят быть трейдерами. Ты сказал, что уже торгуешь на свой собственный счет. Какими акциями ты торгуешь?» «Последнее время я всерьез занимаюсь Exxon», — ответил я. Он рявкнул в ответ: «Не знаю я такой акции1 Еще что-нибудь?» Я ему отвечаю: «Я также много торговал 3М». «Я такую тоже не знаю,— отвечает он. — Дай мне что-нибудь другое». Я отвечаю: «U.S. Steel». «U.S. Steel... Я знаю Steel. Где она сейчас торгуется?» «Вчера вечером закрылась на 30 1/2». «Она только что открылась на 5/8, — говорит он. — А откуда она пробилась?» «С двадцати восьми», — отвечаю я. Он сразу же мне говорит: «А откуда она пробилась до этого?» «Ну, это же было больше трех лет назад, — воскликнул я, несколько удивленный вопросом. — Я думаю, что она пробилась откуда-то с уровня 18».

Тут он перестал тараторить, перестал смотреть на ленту и говорит: «Я тебя беру». На этом наше собеседование и закончилось.

Через несколько недель мне позвонил человек, который занимался в Salomon наймом персонала. Он сказал: «У нас тут есть проблема. Вас хочет нанять Сидни Голд, но и Кауфман хочет, чтобы вы у него потрудились. Поэтому мы выработали некое соглашение так, чтобы вы уделили время и нам, и им». В конце концов, получилось так, что первую половину лета я занимался исследовательской работой у доктора Кауфмана, а во второй половине работал в отделе торговли опционами.

В конце лета Сидни предложил мне работу. Поскольку у меня оставался еще один семестр учебы, и мне надо было закончить дипломную работу для завершения архитектурного образования, я договорился, что буду работать на Сидни во время осеннего семестра с тем, чтобы весной снова вернуться в университет.

— Помогла ли вам эта работа разобраться в сути торговли опционами?

— Работа эта, конечно, была полезной в смысле общего торгового опыта, но вы должны понимать, что в то время в Salomon торговали опционами без использования каких-либо численных методов. Собственно говоря, теперь, когда я вспоминаю о тех временах, это кажется почти удивительным, но я не думаю, чтобы кто-нибудь там знал, что представляет из себя модель Блэка-Шоулза (стандартная модель ценообразования опционов). Сидни, бывало, приходил в понедельник утром и говорил: «В этот уик-энд пошел я купить себе новую машину и увидел, что демонстрационный зал «Шевроле» битком набит. Давайте купим коллы GM». И все в таком роде.

Помню, как-то раз один трейдер отвел меня в сторонку и говорит: «Слушай, не знаю, чему тебя там учит Сидни, но давай-ка я расскажу тебе все, что нужно знать об опционах. Если акции тебе нравятся, ты покупаешь коллы. Если не нравятся, покупаешь путы».

— Иными словами, они, по сути дела, торговали оггционами как прямыми позициями с левериджем.

— Совершенно верно. Но этот торговый подход очень хорошо увязывался с моим собственным опытом, основанным на чтении бегущей строки.

— Вы вернулись в отдел опционов на акции после того, как окончили Корнельский университет?

— Я поработал там в начале лета, но затем перешел в подготовительную программу Salomon, что в принципе делает каждый новый сотрудник. Самое замечательное в подготовительном курсе Salomon то, что вас знакомят со всеми ключевыми людьми в фирме. Все «шишки» Salomon приходили к нам и рассказывали о себе, по существу предлагая познакомиться. Нас посвящали в Salomon Brothers, и нам передавали их культуру. Поскольку вся моя карьера прошла в Salomon, я глубоко уверен, что эта передача культуры была очень важным делом.

В конце 1980-х годов значительная часть этой культуры была утеряна. Программы эти стали слишком большими. Когда я начинал работать в Salomon, каждый год существовала одна программа на 120 человек; в конце 1980-х годов было уже две программы, в каждой из которых участвовали по 250 человек. И участники этих программ тоже, казалось, были все на одно лицо. В то время как в начале 1980-х годов, похоже, более охотно принимали в качестве кандидатов не совсем стандартных людей.

— Что вы вынесли из подготовительного курса Salomon помимо приобщения к их культуре?

— Именно это я и вынес.

— Это звучит не очень-то емко. А разве больше ничего не было?

— Ну что вы, культура эта занимала огромный объем. Сразу видно, что вы никогда не работали в Salomon. Вся эта компания построена на культуре Salomon Brothers.

— Хорошо, расскажите мне о культуре Salomon Brothers.

— Salomon Brothers была фирмой, которая почти исключительно занималась торговлей по собственным системам и в течение многих лет управлялась горсткой очень сильных харизматических личностей. Это были настоящие уличные бойцы, которые ставили свои собственные деньги и которые по-настоящему понимали, что такое идти на риск. У них были сила характера, мужество, понимание, а также честность и достоинство без тени сомнения. Salomon была организацией. Текучести ключевого персонала в фирме практически не было. У председателя Джона Гутфрюнда был стол в общем торговом зале, за которым он сидел каждый день. За девять лет, которые я провел в Salomon, я никогда не сидел от него дальше, чем за 7 метров.

Помню свой первый разговор с Джоном Гутфрюндом. Я проработал в фирме в качестве полноправного ее служащего менее года. Вам нужно представить себе эту сцену. Надвигался вечер третьего июля. Торговый зал Salomon представляет собой огромное двухэтажное помещение — одно время это был крупнейший торговый зал в мире. Лучи угасающего солнца проникали сквозь огромные стеклянные окна. Поскольку приближался праздник, в помещении никого не было, за исключением Джона Гутфрюнда и меня.

Я услышал, как он позвал: «Билл, Билл!» Я и понятия не имел, что он может знать мое имя, но так уж было поставлено дело в Salomon. Я был полностью погружен в то, чем занимался, и вдруг понял, что это он меня зовет. Я подошел к его столу и сказал: «Да, сэр?» Он посмотрел на меня и спросил: «Где закрылся франк?»

Быстро перебрав в уме все возможные причины, по которым он мог задать мне такой вопрос и именно таким образом, я посмотрел на него и спросил: «Который — швейцарский франк или французский?»

Джон Гутфрюнд — человек, излучающий силу. Он очень харизматическая личность. И вы почти можете ощущать вокруг него некую ауру. Не колеблясь, он посмотрел мне прямо в глаза и сказал: «Оба». Я дал ему обе котировки голосом на октаву выше, чем обычно.

Прошло чуть больше года, и другим летним днем повторилась практически та же самая сцена. Свет заходящего солнца струился в торговую комнату, и Джон Гутфрюнд и я остались практически одни. И вновь я услышал позади себя голос «Билл, Билл!» Я был поражен таким повторением ситуации. Я подошел и сказал: «Да, сэр?» «Где закрылся франк?» — спросил он. «Который? — спросил я. — Швейцарский или французский?» Не колеблясь ни секунды и не показывая и тени улыбки, он смотрит мне прямо в глаза и говорит: «Бельгийский».

Таким вот человеком был председатель Salomon Brothers, которая в те годы была, вероятно, наиболее могущественной фирмой на Уолл-стрит. А я там был еще никто, всего лишь подготовишка. Прошел год со времени той нашей первой встречи, а он помнил о ней, и ему было интересно подшутить надо мной таким образом. По мере того, как шли годы, и я благодаря новым встречам смог узнать его лучше, я понял, что он в полной мере понимал, какое влияние окажет на меня тот разговор. Сейчас мы говорим о нем почти десять лет спустя, а я все еще помню каждое слово этого разговора. Такое вот влияние он оказывал на людей. Он очень часто разговаривал с людьми, проходившими подготовку, и оказывал им поддержку.

— А сам Гутфрюнд был трейдером?

— Джон прошел весь путь, начиная с рядового трейдера. Когда он был председателем, то проводил свой день в торговом зале, чтобы видеть, что происходит. Мы всегда говорили, что Джон может учуять смерть за тысячу шагов. Ему достаточно было взглянуть вам в глаза, чтобы узнать, насколько удачной была ваша позиция. Он мог понять состояние вашего портфеля по тому, насколько взволнованным было ваше лицо.

Salomon Brothers обладала уникальной культурой. Люди часто говорили о любви Salomon к риску. Это не означало, что компания сама искала риск, но это определенно была фирма, которая чувствовала себя спокойно, подвергаясь риску или теряя деньги, при условии, что сама идея сделки была разумной.

— Как получилось, что после завершения подготовки вы занялись валютами, а не вернулись к акциями?

— Собственно говоря, я хотел вернуться к акциям. Но один из руководителей отдела отвел меня в сторонку и сказал: «Ты слишком масштабно мыслишь. Тебе не нужно возвращаться к акциям». Он уговорил меня перейти в новое подразделение, которое как раз формировалось, — отдел иностранных валют. Я был в числе стажеров, обладавших наиболее высокой репутацией, и в конце стажировки меня приглашали к себе несколько отделов, включая отдел валют, который как раз создавался.

— Как получилось, что вы выбрали валютный отдел?

— Я хотел торговать, и я хорошо уживался с людьми. Однако на самом деле у меня был гораздо меньший выбор, чем мне могли позволить в то время воображать.

— Что вы имеете в виду?

— Вас приглашают, плюс сами вы ведете какие-то переговоры, затем делаете выбор, но в конце те силы, которые двигают шахматные фигуры, решают, куда они хотят вас поставить.

— Вы в то время знали что-нибудь о валютах?

— Я даже не знал, что такое немецкая марка. Но, опять же, никто в этом отделе ничего о валютах по-настоящему не знал.

— Никто?

— Ну, не совсем. Был там один младший сотрудник, который раньше работал в банке.

— А был кто-нибудь еще в фирме, разбиравшийся в валютах?

— Нет.

— Почему же никто не подумал о том, чтобы для создания этого отдела пригласить со стороны кого-нибудь, имеющего опыт?

— Так в Salomon дела не делались. В Salomon все создавалось своими силами. Вы задаете вопросы так, как если бы там был какой-то расписанный бизнес-план. На самом деле в один прекрасный день собрались вместе несколько руководителей, и один из них сказал: «Ребята, а не создать ли нам отдел валютного рынка?» «О'кей, а кто будет начальником?» «Как насчет Джила?» «О'кей. Слушай, Джил, не хочешь возглавить этот отдел?» «Конечно, о чем разговор».

До этого Джил занимался арбитражем облигаций. Никакого опыта работы с валютами у него не было. Он задумал собрать вместе несколько умных людей, разобраться, как работают международные валютные рынки, и дать ребятам возможность немного поторговать, чтобы посмотреть, смогут ли они сделать какие-то деньги.

— Но раз никто в отделе не имел настоящего опыта торговли на форексе, откуда вы могли приобрести опыт, чтобы знать, что делать?

— Один из ребят в этом отделе был очень общительным. Он заставлял нас по три-четыре раза в неделю обедать с международными банкирами. В то время я был особенно застенчив. Собственно говоря, помню, как однажды один из трейдеров отдела попросил меня позвонить в Morgan Guaranty и разместить ордер по немецкой марке. Но я возразил: «Я же никого там не знаю». Он сказал: «Что значит, никого там не знаю? Просто возьми Hambros (книга, включающая списки всех международных дилеров иностранных валют), полистай ее, найди у Morgan дилера по немецкой марке и позвони ему». Я, должно быть, минут десять сидел там, страдая, пытаясь сообразить, как это я могу позвонить кому-то, с кем не знаком.

— Расскажите мне о вашем раннем опыте торговли валютами.

— Примерно в то же время, когда в Salomon создавался отдел иностранных валют, Филадельфийская фондовая биржа ввела торговлю опционами на курсы валют. Я был единственным человеком в отделе, который вообще знал, что такое пут или колл. Кроме того, этот продукт торговался на фондовой бирже, использовавшей систему специалистов. А я был единственным человеком в отделе, имевшим опыт работы с акциями. Все остальные сотрудники пришли из отдела, занимавшегося бумагами с фиксированным доходом, расположенного на 42-м этаже. А «страна акций» находилась на 41-м этаже, и я пришел как раз оттуда. Не думаю, чтобы кто-нибудь еще из нашего отдела вообще когда-либо был на 41-м этаже. Я также знал специалистов и маркет-мейкеров из торгового зала Филадельфийской фондовой биржи. Никто другой в нашем отделе даже не знал, что такое специалист (в системе специалистов ордеры на покупку и продажу ценной бумаги соотносит один специально выделенный человек, в отличие от системы открытых торгов, при которой ордеры исполняются брокерами, выкрикивающими цены покупки и продажи в торговой яме). Ситуация эта идеально для меня подходила. Джил сказал: «Ты — единственный человек в отделе, который хоть что-то об этом знает. Вот и займись этим».

Главное, что я пытаюсь этим сказать, это то, что отдел иностранных валют Salomon, Билл Липшуц в роли трейдера иностранными валютами и валютные опционы появились в одно и то же время, и мы вместе росли. Это был уникальный синергический опыт.

— Как вам удалось добиться успеха в роли валютного трейдера, если вы не имели никакого опыта?

— На рынке иностранных валют все построено на взаимоотношениях. Ваша способность найти хорошую ликвидность, ваша способность подключиться к потоку информации — все это зависит от связей. Если вы позвоните в банк и скажете: «Мне нужна цена на 10 долларов (т. е. 10 млн) к марке», — они ничего не обязаны для вас делать. Они могут сказать вам: «Дилер по марке вышел в туалет, перезвоните». Если же я звоню в пять вечера и говорю: «Здорово Джо, это Билл, мне нужна цена по марке», — то ответ будет совершенно иным. «Я тут как раз собирался уходить, но для тебя все сделаю».

— Будучи человеком совершенно новым в этом бизнесе, как вы смогли выстроить такие взаимоотношения?

— Во-первых, мне очень помогло то, что у меня был опыт работы с опционами, в то время как на рынке они были делом новым. «Он знает опционы», — говорили бывало. Черт, я ведь особо много о них и не знал, но важно было то, что никто больше в сфере иностранных валют тоже о них ничего не знал. Рассуждали так: «Он знает формулы Блэка-Шоулза; он, должно быть, гений». Многие из ведущих игроков на рынке валют стремились познакомиться со мной только потому, что их клиенты хотели заниматься опционами, и им нужно было быстро вникнуть в этот предмет.

Кроме того, я работал в Salomon, которая в то время была окутана ореолом тайны: «Мы не знаем, что именно они делают, но денег они зарабатывают много».

Другим фактором в мою пользу было то, что, хотя я работал в инвестиционном банке, я не пытался вести себя как напыщенный инвестиционный банкир. Как правило, ребята, которые в то время работали в инвестиционных банках с иностранными валютами, были выходцами из отделов, занимавшихся бумагами с фиксированным доходом. Они были пижонами в глазах ребят, занимавшихся FX (рынок обменных курсов иностранных валют). Они носили подтяжки и галстуки от Hermes; они были теми, кто заказывает белое вино и салат из рукколы. Они были не те, кто выскакивает перекусить в закусочную самообслуживания, чтобы съесть там макароны с острым томатным соусом, а именно так в основном и вели себя трейдеры по иностранным валютам. Я же был совсем другим — потому что прошлое мое было другим.

Я был первым человеком в Salomon Brothers, установившим у себя дома Telerate. Они не могли в это поверить: «Зачем тебе нужен дома монитор? Ты что, с ума сошел? Ты, что, вообще его никогда не выключаешь?» Я, бывало, смотрел на них и говорил: «Рынок иностранных валют работает круглые сутки. Он не укладывается спать, когда вы уходите с работы в пять часов вечера. Рынок живет всю ночь, и он движется».

— Важно ли иметь контакты для того, чтобы получать новости?

— Безусловно! Успеха из нас добились в основном те, которые были приняты межбанковским сообществом. Трейдеры, оставшиеся в стороне, как правило, не смогли сделать денег, торгуя иностранными валютами. Эти трейдеры в конечном счете звонили какому-нибудь клерку торгового зала «Мерк» (Chicago Mercantile Exchange-Чикагская товарная биржа, на которой торгуются фьючерсы валют, рынок активный, но гораздо меньший по размеру, чем межбанковский рынок) и спрашивали: «Как там дела у «суисси» (Swissy, швейцарский франк)?» А что, собственно, может знать клерк о том, что на самом деле приводит в движение международный валютный рынок? Я-то, к примеру, день и ночь разговариваю с разными банкирами — в Токио, Лондоне, Франкфурте и Нью-Йорке.

— И вы торгуете на основе этого информационного потока?

— В этом вся суть торговли иностранными валютами.

— Не могли бы вы привести недавний пример того, как этот информационный поток помогает в торговле?

— В то время, когда рухнула Берлинская стена, настроение общего рынка было в пользу того, что все сразу же захотят вложить деньги в Восточную Германию. Общее суждение сводилось к тому, что крупные вливания капитала в Восточную Европу сыграют непосредственно на руку немецкой марке. Но через некоторое время пришло осознание, что для того, чтобы Восточная Германия могла влиться в объединенную Германию, потребуется несколько больше времени.

В чем выразилось это изменение позиции? Коль делает заявление, Бейкер выступает с комментарием, статистика показывает очень высокий уровень безработицы в Восточной Германии. Восточные немцы, всю свою жизнь прожившие в социалистической системе, начинают говорить: «Мы не хотим работать так много, как эти западные немцы. И, кстати говоря, почему это государство больше не оплачивает наши счета за лечение?» Инвестиционное сообщество начинает понимать, что перестройка в Восточной Европе — дело весьма длительное. И в итоге люди начинают выводить свой капитал из немецкой марки.

— Но вы же могли вывести все эти аргументы тогда, когда обрушилась стена.

— Не думаю, что многие люди в то время рассматривали события в таком свете. А даже если и так, это было неважно. Важно было оценить, на чем фокусируется рынок в данный момент.

— И вы получаете всю эту информацию, беседуя со множеством участников рынка иностранных валют?

— Да. Не все будут интерпретировать события так же и в то же самое время, как вы, и это очень важно понимать. Вы должны быть в потоке новостей и знать, на что смотрит рынок. Например, один день рынок иностранных валют может концентрироваться на разнице в процентных ставках; другой день рынок может обращать внимание на потенциал прироста капитала, а это вещь совершенно противоположная (внимание на разнице процентных ставок означает, что инвесторы будут переводить свои деньги в промышленно развитые страны, где процентные ставки выше, а интерес к приросту капитала означает, что инвесторы будут помещать свои деньги в тех странах, где имеются наиболее сильные экономические и политические перспективы, а это обычно те страны, где процентные ставки ниже).

— А были какие-нибудь выдающиеся сделки, которые вы провели в начале своей карьеры валютного трейдера?

В 1983 году, в самом начале торговли валютными опционами на Филадельфийской фондовой бирже, один из специалистов дал котировку по некоему конкретному опциону по цене, явно заниженной на 100 пунктов. Я купил 50 штук. Поскольку этот опцион был «глубоко в деньгах», я сразу же продал его на базовом рынке и зафиксировал прибыль без всякого риска (опцион «глубоко в деньгах» — это то же самое, что обычная позиция, но он имеет дополнительные преимущества, ибо если рынок совершает очень большое движение, максимальный риск теоретически ограничен).

Я спросил своего брокера, предлагает ли этот специалист по-прежнему продавать опционы по той же цене. «Да, ответил он, — предложение все еще висит». «Купи еще пятьдесят», — сказал я.

В то время я был единственным на Филадельфийской бирже трейдером валютных опционов, который регулярно торговал по 50 контрактов. Весь дневной объем торгов на этом рынке составлял всего-навсего порядка двух-трех сотен контрактов. И я провернул еще 50, потом еще 50, а потом еще 50. Потом в игру вступила Goldman Sachs и тоже купила 50 контрактов. И вот оказывается вдруг, что специалист этот продал уже 300 или 400 этих опционов. Он, очевидно, думал, что имеет надежную арбитражную прибыль, но на самом деле совершил арифметическую ошибку. Я точно знал, что происходит. Наконец, я сказал своему брокеру: «Спроси его, не хочет ли он продать тысячу». «Секундочку, — ответил он. Брокер вернулся через полминуты и сказал, что он согласен на тысячу по такой-то цене.

Специалист несколько передвинул свою цену, но по-прежнему давал котировку почти на сто пунктов ниже. Наконец, я сказал своему брокеру: «Скажи ему, пусть позвонит мне по моей внешней линии».

Специалист звонит мне и говорит: «Ты что делаешь?» Я отвечаю: «А ты что делаешь?» Он спрашивает: «Ты что, правда хочешь провернуть тысячу?» Я отвечаю: «Слушай, у тебя в цене ошибка на целый пункт». «О чем ты говоришь?» — восклицает он. Я начинаю растолковывать ему цифры. Прежде чем я закончил, он говорит: «Мне надо отойти». И телефон замолкает.

Я положил трубку и в течение нескольких минут обдумывал эту ситуацию. Я понимал, что если заставить его исполнить эту сделку, он разорится — а такое событие плохо отразится на бирже и будет ужасным для продукта (валютных опционов), которым мы только начинали торговать всерьез. Я позвонил своему брокеру и сказал: «Отмени все сделки, кроме первых 50 контрактов».

Примерно в то же время зазвонил мой внешний телефон. На трубке был специалист: «Не могу в это поверить! воскликнул он, сокрушенный огромной величиной своей ошибки. — Теперь я вылечу из бизнеса». Я сказал: «Не беспокойся об этом, я отменяю все сделки, кроме первых пятидесяти». (Кстати говоря, Goldman отказалась отменить хотя бы одну из своих 150 сделок. Через много лет, когда компания специалиста вышла из бизнеса, а сам специалист стал главным трейдером у крупнейшего в торговом зале маркет-мейкера, он всегда создавал для Goldman особые трудности.)

Отмена мною этих сделок представляла собой долгосрочное деловое решение, о котором я в то время особенно не задумывался, но над которым впоследствии сокрушался в течение многих лет.

— А почему?

— Я имею репутацию одного из наиболее — если не самого — жестких игроков на рынке. Я никогда, никогда, никогда никому ничего не спускаю, потому что, как я понял это в Salomon, всяк и каждый пытается сбить нас с ног. Я уверен, что если удача переменится, никто не даст нам пощады. Я всегда считал, что это и есть правила игры. Я никому не уступаю ни копейки, но и помощи ни от кого не жду.

Трейдеры иногда звонят, когда чуть-чуть пропускают истечение внебиржевого опциона, закрывшегося в деньгах. У них находится миллион извинений: «Я пытался дозвониться раньше». «Я забыл». «Я опоздал всего на несколько минут, не могли бы вы сделать для меня исключением» Я всегда знаю, что если мы позвоним с опозданием, никто не позволит нам исполнить опцион. Однако за все то время, пока я работал, мы ни разу не пропустили срок истечения. И поэтому я говорю: «Послушайте, мы вложили много денег в работу нашего бэкофиса и хорошо ее продумали. Мы ввели бесчисленные меры, не позволяющие нам допускать таких ошибок».

Когда я разрабатывал правила управления компанией в Merrill, меня спросили, сколько денег следует выделить в бюджете компании на ошибки бэк-офиса. Я ответил: «Ноль». Меня спросили, не веря: «Что вы подразумеваете под нулями». Я сказал: «Ноль. Мы не допускаем ошибок в бэк-офисе». Они сказали: «Ну, что вы такое говорите — конечно, у вас есть ошибки в бэкофисе». Я ответил: «Нет. Мы не делаем ошибок. Если вы вводите достаточно мер предосторожности, то ошибок не будет».

Таким было мое отношение к этому вопросу, и именно поэтому я не нарушал правила. Люди, знающие меня по-настоящему хорошо, говорят иной раз: «Липшуц, почему ты так упираешься по мелочам?». Я просто отвечаю: «Ребята, это все правила, именно по ним ведется игра». Поэтому позволить этому специалисту соскочить с крючка было для меня необычно.

— Может быть, вы решили пожалеть специалиста, потому что это была такая очевидная ошибка? Или вы подумали, что случай этот может угрожать жизнеспособности в то время еще не оперившейся биржи и продукта?

— Это было долгосрочное деловое решение, основанное на мнении, что для моего бизнеса будет плохо заставить его исполнить все эти сделки.

— В каком смысле плохо для вашего бизнеса?

— Мой бизнес торговли валютными опционами расширялся, а торговали мы на Филадельфийской фондовой бирже (в то время внебиржевой рынок валютных опционов только зарождался).

— Таким образом, вы сделали это в большей степени для того, чтобы защитить биржу?

– Нет, я сделал это, чтобы защитить себя.

— Защитить ваше место на рынке?

— Совершенно верно.

— Таким образом, если предположить, что биржа к тому времени уже просуществовала 10 лет, объем торгов был огромным, и эта сделка не имела бы никакого значения для выживания самой биржи, вы приняли бы другое решение?

— Правильно. Это не было благотворительностью.

— Значит, тот факт, что это была настолько очевидная ошибка...

— Нет, не это было мотивом, потому что я говорил брокеру: «Попроси его проверить цену. Спроси его, уверен ли он. Спроси его, не хочет ли он продать еще 50».

— Разве на межбанковском рынке не бывает так, что дилеры иногда не намеренно дают котировку по валюте с ошибкой на большую величину — например, настоящая цена 1.9140, а они предлагают 1.9240? Заставляете ли вы дилеров придерживаться своей котировки, даже если это очевидная ошибка?

— Существует неписаное правило, по которому нужно предпринять честную попытку предупреждения. Предположим, выходит какая-то новость, и рынок начинает двигаться как сумасшедший. Вы можете даже не знать, на каком уровне находятся большие фигуры.

Предположим, дилер дает котировку 1.9140, а вы думаете, что цена должна быть 1.9240. В соответствии с этим неписаным правилом нужно сказать: «1.9140. Вы уверены? Пожалуйста, проверьте свою цену». И если дилер отвечает: «Да, да, да, я уверен. Вы хотите заключать сделку или нет?» — тогда цена должна оставаться.

— С вами бывало такое?

— Да, и должен сказать вам, что каждый раз, когда такое случалось, другая организация обращалась к нам и либо хотела аннулировать сделку, либо разделить убыток пополам.

— И что вы говорили?

— Я отказывался, потому что просил их проверить цену.

В официальном интервью наступает перерыв ради китайской пищи, которую мы заказали на дом. Во время еды мы продолжаем обсуждать рынки. Один из затронутых предметов явно не для публикации, потому что содержит ряд отзывов об одной из бирж. Поскольку я полагал, что высказывания и точки зрения, выраженные во время этой беседы, могут представлять интерес для многих читателей, я в конечном счете убедил Липшуца разрешить использовать эту беседу. В соответствии с этим соглашением я вычеркнул все конкретные указания на биржу, рынок и трейдеров.

— Как вы считаете, на биржевых рынках существует тенденция выбивания стопов?

— Как вы знаете, я очень немного торгую на биржах, имеющих торговые ямы. Подавляющее большинство моих сделок проводится либо на межбанковском рынке, либо на Филадельфийской бирже, которая использует систему специалистов. Однако, отвечая на ваш вопрос, могу рассказать вам историю об одном моем знакомом, который работал в Salomon в конце 1980-х годов.

Он торговал на рынке, двигавшемся в узком диапазоне, и торговая активность была очень невысокой. В течение этого периода было установлено очень много стопов выше этого торгового диапазона. Однажды звонит клерк этого трейдера в торговом зале и говорит: «Слушай, говорят, что завтра (в день, когда ожидалось, что ликвидность будет значительно ниже нормальной из-за того, что на спот-рынок влиял праздник) собираются выбить стопы, расположенные выше рынка». В тот момент стопы располагались относительно близко — примерно на 40 — 50 тиков выше,

На следующий день этот трейдер запланировал продать в большом объеме по рыночной цене сразу же после выбивания стопов, потому что он полагал, что такой рост рынка будет искусственным, и что рынок будет очень уязвим для последующей распродажи. Утром рынок двигается вбок, и ничего не происходит. Затем примерно в час дня цены начинают двигаться вниз.

— Но вы же сказали, что стопы располагались выше рынках

— Правильно. Тем не менее, рынок движется вниз на 50 пунктов, 100 пунктов и в течение нескольких минут опускается более чем на 200 пунктов. Оказывается, трейдеры в торговом зале выбили стопы, расположенные ниже рынка, а они находились в 200 пунктах, а не стопы выше рынка, которые были всего лишь в 50 пунктах. Дело в том, что все были готовы к росту, который выбьет стопы, расположенные выше. Поэтому все пооткрывали длинные позиции, и направление наибольшей уязвимости цены изменилось на нисходящее.

Во время короткого перерыва мой друг понимает, что рынок слишком уж ушел вниз, и он кричит своим клеркам: «Покупайте! Покупайте все, что будут продавать, просто покупайте!» Он поставил бид на сотни контрактов на уровне от 100 до 200 пунктов ниже, но смог купить едва ли 50, хотя рынок уходил вниз более чем на 200 пунктов, и на этом уровне прошли сделки тысячи на две лотов.

— И что же случилось с его бидом?

— Вы, очевидно, никогда не торговали в торговом зале биржи. В периоды быстрых движений рынок в торговой яме может торговаться по нескольким различным ценам в одно и тоже время. Никто не обратил внимание на брокеров моего приятеля, которые предлагали более высокую цену. Это был быстрый рынок (когда биржа объявляет условия «быстрого рынка», брокеры торгового зала не могут привлекаться к ответственности за неисполнение ордеров в пределах диапазона цены данного дня). Быстрый рынок дает брокерам торгового зала фактически особое право воровать сверх их обычной лицензии воровать.

Я не хочу выдвигать каких-либо обвинений, потому что не могу доказать того, что произошло. Просто я думаю, что на некоторых открытых голосовых рынках иногда происходят ситуации такого рода.

Обед наш закончился, и мы возвращаемся в гостиную, чтобы продолжить интервью «для записи».

— Помните ли вы свою первую крупную сделку и что вы при этом думали?

— Это была сделка с выпуском облигаций, в котором допускалось погашение либо стерлингами (это одно из названий британского фунта), либо в долларах США. Выпуск этот был сильно недооценен — проблема заключалась в том, что он был неправильно оценен одним из его ведущих андеррайтеров — Salomon Brothers. Когда я впервые узнал эти подробности, я поверить не мог, насколько неправильно была установлена цена. Я фактически хотел купить весь этот выпуск.

— А в чем суть неправильной оценки?

— В то время процентные ставки в Великобритании были значительно ниже, чем процентные ставки в США. Соответственно, форвардные контракты по стерлингу торговались с гигантской премией по отношению к ставке «спот». (Если две страны имеют различные процентные ставки, то форвардные контракты той валюты, для которой существуют более низкие ставки, будут неизбежно торговаться с премией по отношению к спот-рынку. Если бы такой премии не было, то можно было бы занять средства в стране с более низкими ставками, конвертировать их и инвестировать выручку в стране с более высокими ставками, купив форвардную валютную позицию в валюте с более низкими процентными ставками для хеджирования валютного риска. Участие арбитражеров обеспечивает размер форвардных премий для валюты с более низкими процентными ставками как раз на таком уровне, чтобы компенсировать разницу процентных ставок между двумя странами.)

Выпуск этих облигаций был оценен таким образом, что возможность погашения облигаций стерлингами не подразумевала наличия какой-либо премии относительно текущего курса спот-рынка, несмотря на гигантскую премию для этой валюты на форвардном рынке. Следовательно, вы могли купить эти облигации и продать форвард на стерлинг с гигантской премией. Цена форварда в течение срока обращения облигации должна сойтись с курсом спот-рынка. В результате вы, помимо доходности самой облигации, без риска заработали бы премию.

— Каковы были условия выпуска этой облигации?

— Облигация погашалась четырьмя траншами: через пять, семь, девять и двенадцать лет.

— Я не понимаю. Разве можно хеджировать валюту так далеко в будущее?

— Ну конечно. Даже если вы не можете осуществить хеджирование на форвардном рынке, вы можете создать позицию через своп процентных ставок. Однако в случае стерлинга/доллара, для которых имеется очень ликвидный срочный форвардный рынок, существовала уверенность, что ими будут торговать и через 10 лет, по меньшей мере.

— А какой величины был этот выпуск?

— В нем было два транша: первый на 100 млн долларов и второй на 50 млн.

— Что случилось, когда вы указали, что выпуск этот был очень неправильно оценен?

— Первоначальной реакцией было, что я, должно быть, где-то ошибся. Они в тот день потратили 9 часов, разбирая сделку буквально по крупице до тех пор, пока не убедились, что я прав.

— Вам позволили купить этот выпуск?

— Да, но к тому времени, как я получил одобрение, из первого транша уже было продано облигаций на 50 млн долларов. В течение следующего года или двух я пытался приобрести на вторичном рынке остальную часть выпуска. Я всегда держал открытым предложение цены на покупку этих облигаций. Главным образом, с помощью одного из продавцов, который знал, где был размещен первоначальный выпуск, я в течение следующих двух лет смог приобрести облигаций на 135 млн долларов из общего находящегося в обращении выпуска в 150 млн долларов.

Как только я выкупил этот выпуск, я сразу же продал эквивалент 50% общей суммы на форвардном стерлинговом рынке. Не забывайте, что форвардный фунт имел большую премию. Например, ставка «спот» (и ставка, по которой эти облигации можно было погасить в стерлингах) была 1,3470 доллара, при этом семилетний форвардный стерлинг торговался приблизительно по цене 1,47 доллара, а двенадцатилетний форвардный стерлинг шел приблизительно по 1,60 доллара. (Продажа половины общей суммы на форвардном рынке была равносильна обладанию пут-опционом на британский фунт, в то время как портфель облигаций был, по существу, равносилен колл-опциону. Таким образом, половину позиции составлял колл, а половину — пут. И главное здесь в том, что позиция пут была открыта по значительно более высокой цене, чем колл. Этот разрыв представлял собой уже зафиксированную прибыль, причем был потенциал для еще большего роста прибыли, если форвардный фунт ушел бы ниже $1,3470.)

В конечном счете получилось так, что процентные ставки в Великобритании значительно выросли и превысили ставки в США. Форварды по британскому фунту стали торговаться не с премией, а с дисконтом по отношению к спот-рынку. Я закрыл всю позицию с гигантской прибылью.

— А есть ли какие-либо другие сделки в вашей карьере, выделяющиеся как особенно памятные?

— Приходит на ум одна такая сделка, происшедшая во время встречи «Большой семерки» в сентябре 1985 года, на которой произошли крупные структурные изменения, задавшие тон валютным рынкам на последующие пять лет. (Это была встреча, на которой крупные промышленно развитые страны согласились проводить скоординированную политику, направленную на снижение курса доллара.)

— Вы, очевидно, были очень близко связаны с валютными рынками. Знали ли вы что-нибудь о том, что грядет такое крупное изменение политики?

— Нет. Были кое-какие люди, которые слышали намеки на то, что состоится встреча, на которой западные правительства собираются понизить курс доллара, но никто не понимал значения того, что должно было произойти. Хотя после опубликования результатов встречи доллар немного упал, это было ничто по сравнению со снижением, которое произошло в последующие месяцы. Фактически после первоначальной распродажи в Новой Зеландии и Австралии доллар даже немного повысился в Токио.

— Как вы это объясняете?

– Видимо, люди не понимали по-настоящему, что происходит. Общее отношение было такое: «Ну, еще одна интервенция центральных банков». Вспомните, что эта встреча произошла после долгих лет неэффективных интервенций центральных банков.

— А что было по-новому в этот раз?

– Это был первый раз, когда мы стали свидетелями скоординированного политического заявления со стороны семи промышленно развитых стран. Так или иначе, в то время, когда проходила встреча «Большой семерки», меня в стране не было. Я не очень-то часто ухожу в отпуск, но год у меня до этого был очень хороший, и я в то время находился на Сардинии. Сардиния — остров довольно изолированный, и для того, чтобы дозвониться оттуда заграницу, требуется иногда часа два.

— Вы были в курсе событий?

– Я даже не знал, что такое «Большая семерка». В то время эти встречи не имели никаких значительных последствий; просто кучка бюрократов собиралась вместе, чтобы поговорить о стоимости доллара.

— А до того случая не было ни одной встречи «Большой семерки», которая оказала бы сколь-нибудь значительное влияние на доллар?

— Абсолютно нет. Короче говоря, лежу я на пляже, совершенно забыв о валютных рынках. По какой-то причине — вероятно, потому, что мой отпуск подходил к концу, и я уже начинал думать о том, как снова буду выходить на рынки, — я решил позвонить к себе в офис в понедельник рано утром по нью-йоркскому времени и проверить, все ли идет хорошо в мое отсутствие. С огромным трудом я, наконец, прозвонился в Нью-Йорк, но в офисе у меня никто не ответил. Это было делом очень необычным, потому что мой помощник Энди (Эндрю Кригер) всегда приходил на работу рано. Меня это немного озадачило. Затем я позвонил в наш лондонский офис, чтобы узнать, что происходит на валютных рынках. «Деннис, что происходит на валютном рынке?»— спросил я. «Вы ведь знаете, конечно, о встрече «Большой семерки»?» — спросил он. «Нет, — ответил я. — О чем это ты говоришь?» «Ну, они выпустили этот манифест о снижении стоимости доллара, и доллар летит ко всем чертям». «А ты не знаешь, где Энди?» спросил я. «А Энди сегодня заболел», — ответил он.

Это было очень странно, потому что никто из нас вообще никогда не болел. После невероятных усилий я, наконец, дозвонился Энди домой. Он лежал в постели с гриппом и высокой температурой.

— А во время встречи «Большой семерки» у вас была какая-нибудь текущая открытая позиция?

Да, у нас была небольшая короткая позиция по доллару, но ничего серьезного.

— У Энди было право торговать самостоятельно?

— Да, конечно. Он не только следил за моими позициями, но и сам отвечал за проведение довольно значительных сделок. Весьма интересно, что как только Энди прочитал новость, он вышел на новозеландский рынок, который является первым валютным рынком в мире, торгующим после уик-энда. В этом часовом поясе торгуют немногие люди, и рынок очень вялый. Я думаю, что он вообще смог получить хоть какие-то котировки только потому, что мы (Salomon) нередко утром по понедельникам торговали в Новой Зеландии по 20 — 50 млн долларов. Поэтому для Энди или меня такие звонки были вполне нормальным делом. Мы установили хорошие отношения в этом торговом центре, в то время как лишь очень немногие другие американцы или европейцы смогли это сделать.

По очень широким ценовым котировкам — фактически со спрэдом в две большие фигуры, потому что все были совсем сбиты с толку — мы продали в Новой Зеландии 60 млн долларов, что по тем временам было там огромной суммой.

(Здесь Билл воссоздал разговор Энди с новозеландским банком)

— Какова ваша цена за 20 (млн) долларов?

— Два восемьдесят бид, два восемьдесят два предложение.

— Продано. Новая цена?

— Два семьдесят девять, два восемьдесят один.

— Ваши двадцать. Новая цена?

— Два семьдесят восемь, два восемьдесят.

— Ваши двадцать.

Энди продавал по бидам на шесть больших фигур ниже пятничного закрытия. Такое предвидение произвело на меня по-настоящему большое впечатление. Я бы такого не сделал.

Короче говоря, в течение шести часов я висел на телефонной линии между моей комнатой в гостинице на Сардинии и Энди, который абсолютно больной лежал в постели в Иглвуде, штат Нью-Джерси. Поскольку прозвониться по международной связи было очень трудно, мы просто весь день не клали трубку. Энди по одному телефону был связан со мной, а по другому — с торговым залом Филадельфийской фондовой биржи, где мы торговали валютными опционами. Кроме того, он заставил свою жену сбегать в магазин Radio Shack, как только он открылся, и купить один из таких длинных-предлинных телефонных проводов-удлинителей. Затем он протянул третью телефонную линию из дома соседа, что позволило ему все время поддерживать связь с нашим брокером по доллару/марке так, что мы могли торговать и на спот-рынке. И таким вот образом мы торговали в течение шести часов. В тот день мы сделали 6 млн долларов, что по тем временам составляло, вероятно, более 25% нашей годовой прибыли.

Мы женой находились на роскошном курорте, который в основном посещают богатые европейцы. Довольно забавным моментом было то, что пока происходили все эти события, два этаких типичных промышленных магната — пожилые немецкие джентльмены, безупречно ухоженные, с идеальным загаром и в сопровождении женщин, годившихся им в дочери — все время, каждые десять минут, заходили ко мне в комнату, чтобы спросить по-немецки, что происходит. Моя жена переводила. Они знали, что на рынке иностранных валют происходит что-то важное, но ни один из них не знал, что именно. Сардиния настолько изолирована, что все продающиеся там газеты опаздывают по крайней мере на два дня. Но именно там я и находился.

— А были какие-нибудь другие сделки, особенно необычные по той или иной причине?

— Интересна была одна сделка, фактически превратившаяся во что-то вроде партии в покер, и произошло это в 1987 году. Я открыл огромную позицию по опционному спрэду: длинную на 23 тыс. коллов по японской иене с ценой страйк 54 и короткую на двадцать три колл-опциона с ценой страйк 55. Если бы коллы истекли при деньгах, каждая сторона этого спрэда равнялась бы примерно 800 млн долларов — по тем временам это была невероятно большая позиция. Когда я открывал эту позицию, коллы были далеко не при деньгах.

(Позиция, описываемая Липшуцом, называется бычьим колл-спрэдом (bull call spread). Для того, чтобы сделка стала прибыльной, цена иены должна подняться выше 54 на величину достаточную, чтобы по меньшей мере покрыть затраты на спрэд. В отличие от позиции прямого колла, однако, потенциал прибыли здесь ограничивается одним целым пунктом на контракт, поскольку длинная позиция по коллу 54 компенсируется продажей позиции такого же размера по коллу 55. Хотя продажа колла 55 ограничивает потенциал прибыли, она также значительно снижает затраты по этой сделке, ибо доход, получаемый от продажи колла 55, частично покрывает стоимость покупки колла 54. Максимальную прибыль можно получить при любой цене выше 55, ибо тогда каждая позиция спрэда принесет один целый пункт прибыли (625 долларов) минус разница в цене между коллами 54 и 55 на то время, когда открывалась позиция. С учетом чисел, названных Липшуцом, максимальный потенциал прибыли всего спрэда, который мог быть достигнут при цене выше 55, составлял приблизительно 13 млн долларов.)

Риск проведения такой сделки связан с возможной ситуацией, когда первый колл (с ценой страйк 54), по которому у вас длинная позиция, истекает при деньгах, а второй колл (с ценой страйк 55), который вы продали, истекает не при деньгах (т. е. цена между 54 и 55). В этом случае вы исполните длинный колл по 54, но от вас не потребуют исполнения вашего короткого колла по 55. Хотя это будет означать прибыль при истечении, это будет также означать, что у вас останется чистая длинная позиция на 800 млн долларов, которую придется переносить через уик-энд до открытия рынка в Токио. Иными словами, вы будете нести невероятно большой риск открытой позиции, ибо после выходных цена может открыться с разрывом в неблагоприятном направлении.

— А вы не могли хеджировать позицию вблизи истечения?

Это можно было бы сделать, если бы вы были уверены, что рынок закроется значительно выше или значительно ниже уровня 55. Но что, если рынок торгуется вблизи цены исполнения в то время, когда приближается срок истечения контрактов? В этом случае вы не сможете предвидеть, придется ли вам исполнять проданные коллы или нет. Пытаться ликвидировать спрэдовую позицию в целых двадцать три тысячи контрактов в завершающие часы торгов было бы безумием, поскольку вам придется выплатить огромную сумму на спрэде между ценами спроса и предложения, чтобы выйти в это время из сделки такого размера. Если вы не захеджируете длинную позицию по коллу 54, решив, что рынок закроется выше 55 (случай, при котором короткий колл 55 нужно будет исполнять), а вместо этого рынок закроется ниже 55, у вас может остаться на руках огромная наличная позиция с переносом через уик-энд. Если, с другой стороны, вы хеджируете свою длинную позицию по коллу 54, исходя из предположения, что рынок закроется ниже 55, а вместо этого он закрывается выше 55, и короткий колл 55 исполняется, то вам придется в течение уик-энда держать на руках огромную короткую позицию. Именно неопределенность относительно того, где закроется рынок — выше или ниже 55 (или, что одно и то же, будут или не будут исполнены проданные вами коллы 55), делает невозможным эффективное хеджирование этой позиции.

Интересным моментом в этой сделке было то, что примерно двадцать тысяч лотов на противоположной стороне этой спрэдовой позиции находились в руках одного маркет-мейкера. Когда вы торгуете на бирже позициями такого размера, вы обычно знаете, кто находится на другой стороне.

Наступает день истечения, и, когда рынок вступает в последние часы торгов, как вы думаете, что происходит? Цена оказывается как раз у 55. Та фирма маркет-мейкер не знает, захеджировал ли я свой длинный колл 54 или нет, а я не знаю, захеджировали ли они свой короткий колл 54 или собираются исполнить свой длинный колл 55, чтобы закрыть эту позицию. Ни один из нас не будет знать о позиции другого до утра воскресенья, ибо именно тогда вас извещают об исполнении опционов.

В воскресенье вечером мы снова должны играть в тот же покер уже на токийском рынке. Если они исполнили свой длинный колл 55, они не могут знать, имею ли я короткую позицию по иене, так как они не знают, хеджировался я или нет. Если они не исполнили свой колл, они не будут знать, есть ли у меня длинная позиция по иене или у меня нейтральная позиция, опять же, в зависимости от того, хеджировался я или нет. Со своей стороны, я также не могу знать, занимают они длинную, короткую или нейтральную позицию, поскольку я не знаю, хеджировались ли они. Соответственно, выходя на открытие новозеландского или австралийского рынка, я должен или иметь длинную позицию почти на 800 млн долларов, а они будут занимать такую же короткую позицию, или они займут длинную позицию на эту сумму, а я окажусь в короткой, или один из нас будет иметь чистую длинную или короткую позицию, в то время как другой захеджирован, или мы оба можем быть захеджированы. Ни один из нас не сможет рассчитать достаточно уверенно позицию другой стороны, и, с учетом размера и времени суток в этих торговых центрах, мы будем единственными игроками на рынке.

После обеда в пятницу (в день истечения) я услышал, что фирма, находящаяся на другой стороне сделки, покупает иену на спот-рынке. Таким образом, они открыли свои карты. Я понял, что они еще не захеджировали свою короткую позицию по коллу 54 и не имеют намерения исполнять свои длинные коллы 55.

В пять часов вечера иена закрылась на расстоянии одного тика от уровня цены исполнения 55. Судя по поведению другой фирмы на спот-рынке, я думал, что она, вероятно, не будет исполнять свои длинные коллы 55, но я не мог быть в этом уверен.

В субботу зазвонил телефон. Это был трейдер той, другой фирмы. «Как дела?» — спросил я. «Очень хорошо. А как у тебя?» — спросил он в ответ. «Не знаю, скажи ты мне», — ответил я. Если помните, извещение об исполнении вы получаете только в воскресенье, а этот разговор имел место в субботу. «Что вы сделали?» — спросил я. Он сказал: «А как ты думаешь, что я сделал? Никогда не догадаешься!» «Ну, я думаю, ты уже показал свои карты после обеда в пятницу», — ответил я. «Да, это было очень глупо», — сказал он. Покупка иены на межбанковском рынке не была его решением, это было решением комитета его компании. Наконец, он сказал мне: «Мы не будем исполнять».

— И он что, просто позвонил, чтобы дать вам знать, что они не собираются исполнять, тем самым сняв вас с крючка?

— Да я все равно получил бы эту информацию до начала работы новозеландского рынка. Он, вероятно, пытался выведать у меня мою позицию — а именно, захеджировался я или нет. Если бы он смог вычислить, что я сделал, у него появилась бы возможность сыграть на рынке. Как оказалось, я не хеджировался, а имел чистую длинную позицию в иене. Если бы он знал это, он мог выйти на новозеландский рынок, являющийся межбанковским рынком, открывающимся первым, и толкнуть рынок против меня. Сказав ему, что они показали свои карты, продавая иену после обеда в пятницу, я заставил его поверить, что догадался о состоянии их позиции, что, собственно, и было — и хеджировался — чего не было. В любом случае, во время уик-энда появились всякие новости, и доллар открылся значительно ниже. Фактически, я в результате значительно увеличил свою прибыль по этой сделке.

— И сколько же вы в конце концов сделали на этой сделке?

— Совершенно невероятную сумму — что-то около 20 млн долларов. Однако самым важным в этой сделке были не деньги, а игра в покер в тот пятничный день-весь этот блеф. Люди звонили в мой отдел всю вторую половину пятницы, пытаясь узнать, что происходит между нами и той фирмой. А больше ничего на рынке и не происходило. В тот день наши позиции превосходили все остальное на рынке в сотни раз.

— А не можете ли вы вспомнить какие-то еще особенно памятные сделки?

— Могу рассказать вам, как однажды вскоре после того, как я начал торговать, я страшно испугался. Осенью 1988 года на валютных рынках ничего особенного не происходило. Немецкая марка находилась в очень узком торговом диапазоне. И, как это очень типично для таких периодов с низкой волатильностью, размер нашей позиции потихоньку рос по мере того, как мы пытались захватывать все меньшее и меньшее движение цены, чтобы продолжать получать прежние результаты. В результате в то время размер нашей позиции был больше, чем обычно.

Мы знали, что Горбачев собирается произнести речь в ООН, но мы не знали, что он скажет. В то время у меня была короткая позиция в 3 млрд долларов против немецкой марки.

— Три миллиарда! Была ли это самая большая позиция, которую вы когда-либо торговали?

— Бывало и больше, но и это была очень крупная позиция. Рынок торговался в узком одно-двухпроцентном диапазоне, и я ожидал, что это боковое движение цены продолжится. Горбачев произнес свою речь о сокращении вооружений, что было интерпретировано рынком как то, что и Соединенные Штаты могут сократить свои военные расходы — а это означало бы ослабление дефицита государственного бюджета. Все это посчитали очень бычьим для доллара. В Нью-Йорке доллар начал расти, а ликвидности не было никакой. Очень быстро он повысился на 1%, и я понял, что попал в беду.

— Один процент от позиции в 3 млрд составляет

30 млн долларов! И весь этот убыток произошел всего лишь за один вечер?

— Он произошел всего за восемь минут. Все, что я хотел сделать, это продержаться до открытия в Токио в семь вечера, рассчитывая на ликвидность там. Если вам очень нужно купить 3 млрд долларов, вы можете сделать это в Токио; вы не можете сделать это на вечернем рынке в Нью-Йорке — вы не можете сделать это даже в обычный день, не говоря уж о таком дне, когда опубликована важная новость. Моя стратегия заключалась в том, чтобы попытаться сдержать доллар в Нью-Йорке. Обычно, если вы продаете несколько сотен миллионов долларов на послеобеденном нью-йоркском рынке, то можете весьма значительно сбить рынок. Я продал 300 млн долларов, но рынок этого даже не заметил.

Люди в моем отделе не знали по-настоящему размера нашей позиции, за исключением Роберта, который был моим прямым заместителем. Я посмотрел на Роберта и сказал: «Это не особенно задержало рынок, верно?» Он скорчил рожу и медленно покачал головой из стороны в сторону. Я понял, что не могу закрыть эту позицию, и тут испугался по-настоящему. Помнится, думал я: «Это та самая пуля, которая, наконец, влетит мне в затылок».

Президент компании Том Страусс сидел примерно в пяти метрах от меня (Гутфрюнда в тот день не было). Я встал, подошел к Страуссу и сказал: «Томми, у нас проблема». Он посмотрел на меня и спокойно сказал: «Что такое?» Я ответил: «У меня короткая позиция по доллару, и я неправильно оценил ликвидность на рынке. Я попытался сдержать рынок, но ничего не получилось. И я не могу выкупить эту позицию». Он очень спокойно спросил: «И каково же наше положение?» «У нас убыток где-то миллионов на 70 — 90». «И что же нам с этим делать?» — спросил он. Я отчетливо помню, как меня поразил сам факт того, что он использовал слово нам, а не тебе. Я сказал: «Если я попытаюсь выкупить часть, я смогу ухватить что-то тут, что-то здесь, но основную сумму это не покроет. И все, чего мы добьемся, это толкнем рынок еще больше против себя. Я думаю, что начинать ликвидацию нужно в Токио». «Какой у тебя план?» — спросил он. Я ответил: «Когда откроется Токио, я должен посмотреть, на каком уровне пойдут торги. Я планирую сначала закрыть половину позиции, а там уже смотреть». Он сказал: «Что ж, шансы у нас неплохие. Делай все, что нужно». И это был весь разговор. Он занял меньше двух минут.

Когда через несколько дней мы обсуждали этот эпизод, Роберт сказал: «Я никогда не видел, чтоб ты так выглядел». Я спросил его, что он имел в виду. Он ответил: «Ты был белый как бумага». Мое восприятие того, что происходило вокруг меня в то время, было, конечно, очень сильно искажено, потому что я был чрезвычайно сконцентрирован на этой ситуации. Потом мне рассказали, что в течение всей второй половины дня в отделе нашем не было вымолвлено почти ни слова, и что Роберт не позволял никому ко мне даже приближаться. В то время я всего этого не замечал.

Продолжая наш разговор, Роберт сказал: «Не знаю, как ты смог подойти к Страуссу». «А что? — спросил я. — Что бы ты сделал?» Ведь это было единственное, что я мог сделать: я должен был проинформировать Страусса о том, что происходит. Роберт ответил: «Девяносто миллионов. Ты потерял 90 миллионов долларов. Ты понимаешь, что это означает?» Я спросил: «Что бы ты сам сделал?» Он ответил: «Я бы надел пиджак и вышел. Решил бы, что все кончено, и я уволен».

Я не уверен, что он бы поступил именно так, но мне самому и в голову не приходило сбежать. Сама идея, что я мог потерять работу, даже не приходила мне на ум. Фирма взяла и воспитала меня, и мне казалось невероятным, что такое может произойти. Первое, о чем я думал, это о позиции, второе — о том, что нужно поставить в известность об этом руководство. В полном соответствии с подходом фирмы, что было продемонстрировано реакцией Тома Страусса, в нашем разговоре и не должно было проявиться никакой враждебности. Это была взвешенная беседа, и если уж и надо было проводить какой-то анализ и разбор того, что было сделано неправильно, то место этому было после того, как проблема была решена.

— И что же, в конечном счете, случилось с этой позицией?

Когда Токио открылся, доллар начал двигаться вниз, поэтому я не стал закрывать половину позиции, как планировалось первоначально. Доллар продолжал падать, и я закрыл позицию в Европе. Тот день я завершил с убытком 18 млн долларов, что в то время казалось крупной победой.

— Большинство людей, окажись они в вашем положении, настолько стремились бы снять с себя этот груз, что сбросили бы всю позицию на открытии в Токио. Очевидно, вы не отказались от своего суждения о рынке и избежали эмоционального соблазна.

— Причина, по которой я не вышел на открытии в Токио, заключалась в том, что это было бы неправильным торговым решением. Собственно говоря, я проявляю как трейдер себя гораздо лучше, когда нахожусь в плохой позиции, а не в хорошей.

— Какой опыт вы вынесли из всего этого эпизода?

— Главным образом я узнал многое о фирме и о себе. Глубоко уважаю готовность Salomon понимать то, что происходит на рынках. Если вы хотите играть в эту игру, то будьте готовы к нештатным ситуациям. Неизбежно время от времени происходят землетрясения, военные конфликты, или кто-нибудь выступает с речью в ООН. И вы неизбежно оказываетесь на неправильной стороне сделки по-другому и не бывает. Неординарные события они и есть неординарные события. И в Salomon это по-настоящему понимают.

— Вы сказали, что также узнали многое о себе. Что именно вы узнали?

— Это был первый случай, когда я понял, что в плане торговли я очень непохож на большинство окружающих меня людей. Хотя в то время я был очень испуган, это не было страхом перед потерей работы или беспокойством о том, что подумают обо мне другие люди. Это был страх из-за того, что я, возможно, слишком уж перегнул палку — до неприемлемого уровня риска. У меня не было никаких сомнений относительно того, какие именно шаги нужно предпринять, или как мне с этим справиться. Процесс принятия решений не был нарушен под влиянием стресса. Страх мой был связан с тем, что слишком уж неправильным оказалось мое суждение — не в смысле направления рынка (такое происходит сплошь и рядом), а в смысле чудовищной недооценки ликвидности. Я позволил себе попасть в ситуацию, которую не мог контролировать. Раньше со мной такого никогда не случалось.

— А был у вас еще какой-нибудь болезненный торговый опыт?

— Вы что-то не спрашиваете меня о том, что случилось с моим собственным счетом.

— Хорошо, что с ним случилось? Насколько я помню, вы начали примерно с 12 тыс. долларов.

— Правильно, и на пике там было 250 тыс. долларов.

— В самом деле? Вы так его увеличили?

— Да, все это произошло в период где-то четырех- пяти лет.

— Ну, все же...

— Да, я добился немалых успехов. И все же кончилось тем, что я за несколько дней спустил почти все деньги.

— Что же случилось?

— 23 сентября 1982 года индекс Доу-Джонса, понизившись в начале дня на 30 пунктов, закрылся, повысившись на 20. Это был знаменитый разворот Грэнвилла, и это было основание медвежьего рынка.

— А «разворотом Грэнвилла» вы называете рост, который произошел сразу после того, как Джо Грэнвилл (необыкновенно популярный рыночный консультант того времени) дал рекомендацию продавать?

— Вот именно. Я был настроен очень по-медвежьи и купил много пут-опционов. Я увеличивал позицию по мере движения рынка вниз и сложился в это по-настоящему. В тот понедельник я потерял почти все деньги, а к среде мой счет по существу достиг нуля.

— Вам потребовалось более четырех лет, чтобы превратить 12 тыс. долларов в 250 тыс., а потеряли вы их всего лишь за несколько дней. Вы не задумывались над смыслом всего этого для себя?

— Нет, я просто увидел в этом одну большую ошибку. Я всегда был очень уверен в себе как трейдер. Я полагал, что сумел развить в себе некоторые базовые торговые навыки, которые помогли мне попасть в Salomon Brothers, и что в процессе этом я получал огромное удовольствие. Я, конечно, в результате здорово расстроился, но деньги никогда для меня много не значили.

— Изменили ли вы что-нибудь из-за этого случая?

— Я решил, что раз уж я собрался работать в Salomon Brothers, то все мое внимание должно быть сосредоточено на том, чтобы работать там хорошо, а не торговать на свой собственный счет. После этого случая я уже никогда на свой счет не торговал — и не потому, что потерял тогда деньги, а потому, что не хотел рассеивать свое внимание, как делали многие другие. Я в основном, получая каждые две недели свою зарплату, вкладывал эти деньги в инструменты денежного рынка — причем только в государственные ценные бумаги, потому что хотел иметь дополнительную гарантию безопасности.

— Как повлияла внезапная кончина вашего личного счета на вас как на трейдера?

— Я, вероятно, стал уделять больше внимания управлению риском. Я никогда особенно риска не боялся.

— А что вы подразумеваете под «управлением риском»?

— Существует много элементов управления риском. Всегда точно знайте все свои позиции. Не концентрируйте слишком много денег в одной большой сделке или группе сильно взаимосвязанных сделок. Всегда понимайте соотношение риска и вознаграждения в сделке по состоянию на текущий момент, а не так, как это было, когда вы открывали позицию. Некоторые люди говорят: «Я рискую только своей прибылью». Это, пожалуй, самое смешное, что я когда-либо слышал. Я не говорю, что все эти концепции выкристаллизовались в один день, но думаю, что опыт своего собственного счета поставил меня на путь более серьезного отношения к этим аспектам.

— К вопросу об управлении риском. Как вы справляетесь с полосами неудач?

— Когда у вас наступает полоса неудач, ваша способность правильно собирать и анализировать информацию начинает искажаться из-за ослабления фактора уверенности, что является побочным продуктом полосы неудач. Нужно очень напряженно работать, чтобы восстановить эту уверенность, а достичь этой цели помогает уменьшение размера торговых позиций.

— Почему вы, при всей вашей лояльности по отношению к Salomon, в конечном счете ушли?

— Джил, который основал наш отдел, ушел в 1988 году, и в результате в течение полутора лет управлять этим отделом пришлось мне. Я должен был много разговаривать по телефону — не по поводу торгов, а больше по всяким кадровым проблемам. И мне не очень-то нравилось много разъезжать. Мне не нравилось управлять деятельностью людей в Токио, Лондоне и Нью-Йорке.

Я хотел ввести кого-нибудь в качестве со-руководителя этого отдела. Я хотел руководить непосредственно торгами, и чтобы при этом кто-нибудь еще занимался административными вопросами, но, к сожалению, так в Salomon Brothers не принято. Поэтому они поставили надо мной другого человека. Сначала я думал, что все получится, но человек, которого они выбрали, не имел никакого опыта работы с иностранными валютами. Он пришел из отдела по работе с бумагами с фиксированным доходом и видел все через призму облигаций. Он, бывало, часто спрашивал: «Смотри-ка, ну разве это не похоже на рынок государственных облигаций?» И в уме у меня возникал ответ: «Нет, это совсем не то, что рынок государственных облигаций. Да забудь ты об этом рынке государственных облигаций».

— В чем ваша нынешняя торговля в рамках вашей собственной фирмы по управлению капиталом отличается от того, чем вы занимались в Salomon?

— Сейчас я торгую значительно меньшими суммами, чем в Salomon, что, конечно, является недостатком.

— А в чем преимущество большого размера?

— Вы шутите.

— Нет, я серьезно.

— Если появляется большой покупатель и толкает рынок на 4%, это преимущество.

— Но ведь ему все равно нужно выходить из этой позиции. Если он не прав в отношении рынка, то не похоже, чтобы большой размер был таким уж большим преимуществом.

Ему не обязательно нужно выходить из всей позиции сразу. Рынок иностранных валют является рынком очень чувствительным психологически. Вы исходите из того, что рынок очень быстро возвращается к равновесию — быстрее, чем можно успеть закрыть свою позицию. Но это не обязательно так. Если, например, вы двигаете рынок на 4%, вы, вероятно, измените психологию рынка на следующие несколько дней.

— То есть вы хотите сказать, что размер является преимуществом?

— На рынке форекс это огромное преимущество.

— А каков был размер счета, которым вы торговали в Salomon?

— Этот вопрос, по существу, не имеет прямого значения. У таких компаний как Salomon не существует активов, непосредственно лежащих в основе торговой деятельности. Скорее с течением времени трейдеры и казначеи наращивают все большие и большие кредитные возможности в банках. Банки с удовольствием предоставляют такие кредитные линии для Salomon Brothers. Это пример того, в чем еще проявляется преимущество большого размера. В 1990 году наш отдел имел кредитные линии, пожалуй, на 80 млрд долларов. Однако специально для торговли на рынке иностранных валют каких-то особых активов не выделялось.

— Я хотел бы получить некоторое представление о том, как вы принимаете решения относительно направления цены. Просто для наглядности давайте используем текущий прогноз для немецкой марки. Я знаю, вы ожидаете, что доллар относительно немецкой марки будет повышаться. Чем вы это обосновываете?

— Во-первых, я очень озабочен влиянием объединения страны на германскую экономику. В Восточной Германии существуют огромные инфраструктурные проблемы, на решение которых может потребоваться десятилетие, а то и больше. Кроме того, планы реструктуризации Бундесбанка (центрального банка Германии) с целью включения представителей от бывшего центрального банка Восточной Германии создают немало неопределенностей. Наконец, правительство Коля в настоящее время, похоже, занимает значительно более слабые позиции. Все эти факторы могут привести к оттоку капитала из Германии.

В то же время сочетание низких процентных ставок в США, очевидного желания Федеральной резервной системы продолжить стимулирование экономики и предварительные признаки появления благоприятных экономических данных позволяют предположить, что Соединенные Штаты, возможно, выходят из спада. Поэтому люди начинают думать, что Соединенные Штаты, пожалуй, не такое уж плохое место для инвестирования их денег.

— Выстроив долгосрочную философию движения валюты — в данном случае что доллар относительно немецкой марки будет повышаться, — как вы в дальнейшем узнаете, не окажется ли этот анализ неправилен?

— События, могущие изменить мое мнение, могли бы включать признаки того, что германское правительство эффективно справляется с некоторыми из перечисленных раннее проблем, и что экономические и статистические данные, позволяющие предположить, что мои прогнозы об окончании спада в США являются преждевременными — а именно, что складывается ситуация, противоположная той, которую я нарисовал как побуждающую меня подходить к доллару с бычьих позиций.

— В целях обсуждения предположим, что фундаментальные данные серьезно не изменяются, но доллар начинает скользить вниз. Как вы определите, что были неправы? Что позволит вам избежать крупного убытка?

— Я очень уверен в этом сценарии. Но если поведение цены не подтвердит моих ожиданий, буду ли я до бесконечности поддерживать длинную позицию? Нет. Я буду занимать нейтральную позицию и понемногу покупать на падениях рынка. Вы должны открывать позиции такого размера, чтобы, если вы оказываетесь не совсем правы в определении временного фактора, вас не выбросило из вашей позиции. Мой подход заключается в том, чтобы наращивать позицию, когда рынок движется в предсказанном мной направлении. Я не открываю сделку словами: «Боже, вот этот уровень, отсюда рынок двинется туда или сюда».

То же самое я делаю, выходя из позиции. Я не говорю: «Прекрасно, я сделал достаточно денег. Теперь пора, я выхожу». Вместо этого я начинаю потихоньку облегчать позицию, когда вижу, что экономические параметры или поведение цены изменяются.

— Как вы считаете, является ли такой масштабируемый подход при открытии или закрытии позиции важным элементом вашего общего торгового успеха?

— Я думаю, это позволяет мне сохранять долгосрочные выигрышные позиции гораздо дольше, чем, по моим наблюдениям, сохраняют свои позиции большинство трейдеров. У меня нет никаких психологических проблем с тем, чтобы позволять прибыли расти, как это бывает у многих трейдеров. Нужно уметь позволять расти вашей прибыли. Я не думаю, что вы сможете быть постоянно выигрывающим трейдером, если рассчитываете быть правым в более чем 50% случаев. Вы должны научиться делать деньги, оказываясь правым только в 20 — 30% случаев.

— Позвольте мне изменить вопрос, который я задал вам ранее: предположим, что доллар начал расти, то есть двигаться в направлении, избранном вами для вашей сделки — но фундаментальные данные, которые дали вам первоначальную предпосылку для сделки, изменились. Будете ли вы по-прежнему держать эту позицию только потому, что рынок движется в вашу пользу, или выйдете, потому что изменился фундаментальный анализ?

— Я определенно выйду. Если я считаю, что фундаментальные факторы изменились, а рынок этого не видит, значит, происходит что-то такое, чего я не понимаю. Не следует оставлять открытую позицию, когда вы не понимаете, что происходит. Это не имеет никакого смысла.

— Меня всегда озадачивало, зачем множество банков в Соединенных Штатах и других странах мира держат огромные залы, битком набитые трейдерами. Как могут все эти торговые отделы делать деньги? Торговля ведь не такое простое дело. Я занимался рынками почти двадцать лет и знаю, что подавляющее большинство трейдеров теряет деньги. Как банки могут находить столько молодых стажеров, которые могут делать деньги в качестве трейдеров?

— Некоторые крупные банки имеют до 70 торговых залов, расположенных в разных частях мира. Однако не все банки ведут прибыльную торговлю каждый год.

— И все же я исхожу из того, что большинство на протяжении большей части лет достигает прибыли. Проистекает ли эта прибыль из преимуществ зарабатывания на разнице между ценой покупки и ценой продажи при обслуживании клиентов? Или все это главным образом результат успешной направленной торговли?

— Этому вопросу посвящено множество исследований. Пару лет назад я прочитал работу по торговым операциям Citibank, являющегося крупнейшим и, пожалуй, наиболее прибыльным банком в мире по части торговли валютами. Он обычно делает на своих торговых операциях от 300 до 400 млн долларов в год. Всегда идут какие-то споры по поводу того, как он умудряется делать столько денег. Некоторые люди утверждают, что Citibank имеет такие преимущества в торговле валютами, что многие маржинальные трейдеры и хеджеры валютного рынка сразу же вспоминают Citibank, когда им нужно провести сделку, — и Citibank может зарабатывать большой спрэд на этих нехитрых сделках. Кроме того, Citibank имеет отделения во многих странах, не имеющих своих собственных центральных банков. В этих странах большая часть, а то и все сделки с иностранными валютами проходят через Citibank. Исследование это приходит к выводу, что если бы Citibank торговал только ради спрэда между бидом и аском и вообще никогда не открывал позиционных сделок, то, вероятно, он зарабатывал бы 600 млн долларов в год.

— Это ведь означает, что он теряет, вероятно, пару сотен миллионов долларов в год на своей собственной направленной торговле. Конечно, это помогает объяснить очевидный парадокс, заключенный в моем вопросе — а именно, как все эти трейдеры могут зарабатывать деньги? Правильно ли я вас понимаю?

— Лично я так и думаю. Однако внутри самого Citibank, вероятно, придерживаются такой позиции: «Мы сомневаемся, что это правда, но даже если бы это и было правдой, все равно стоило бы находиться на рынке, осуществляя собственную торговлю и получая информацию. Иначе мы не могли бы обслуживать наших клиентов так, как мы это делаем».

— Это звучит как оправдание.

— Предположим, что вы трейдер банка, и от вас ожидается получение дохода в размере 2,5 млн долларов в год. Если вы разобьете эту сумму примерно на 250 торговых дней, получится, что вы должны делать в среднем 10 тыс. долларов в день. Предположим, далее, что неискушенный клиент, торгующий раз в год и не имеющий собственного монитора, обращается к вам, чтобы захеджироваться. Вы проводите сделку с широким спрэдом и сразу же вы зарабатываете 110 тыс. долларов. И знаете, что вы делаете? Вы забрасываете работу до конца дня. Именно это и делает почти каждый валютный трейдер в Нью-Йорке, и менталитет этот изменить практически невозможно. Ибо если вам повезло, то вы сделаете в тот день 300 тыс. долларов, и в тот вечер в баре вы будете выглядеть невероятным героем. А если вы отдадите эту прибыль: «А, сегодня рынок меня провел».

— Подведем итог: если бы не прибыль от разницы между ценами покупки и продажи, могли бы банки делать деньги на своих торговых операциях?

— Вероятно, нет, если говорить об обычной позиционной торговле в том смысле, в каком вы думаете о ней. Однако есть еще один аспект направленной торговли, и очень прибыльный. Возьмите простого рядового трейдера. День за днем он котирует спрэды бид/аск и делает на каждой сделке небольшую среднюю прибыль. Однажды появляется некий клиент и просит продать 2 млрд долларов. Трейдер продает 2,1 млрд долларов, и рынок сдвигается на 1%. В результате трейдер на этой единственной сделке сразу же делает 1 млн долларов.

— На многих рынках это незаконно. Это называется «выбеганием перед клиентом».

— А на межбанковском рынке это не является незаконным. Здесь не выставляются ордеры перед ордерами клиентов, фактически трейдер идет за ними по пятам.

— Т. е. он проводит весь ордер по одной и той же цене?

— Как правило, первые 100 млн долларов будут принадлежать самому банку. Именно так устроен этот рынок.

— Есть ли какая-нибудь разница между такой сделкой и тем, что обычно называется «выбеганием перед клиентом»?

— Да, это законно на одном рынке и незаконно на другом.

— Такой ответ годится с точки зрения регулирования. А я спрашиваю с механической точки зрения: существует ли фактическая разница между этими сделками?

— Настоящий ответ — нет, но я дам вам ответ с позиций банка. Когда я позволяю вам обращаться ко мне и продавать на рынке иностранных валют 2 млрд долларов, я беру на себя кредитный риск и обеспечиваю ликвидность и средства для совершения этой сделки. В обмен вы предоставляете банку информацию, что собираетесь продать 2 млрд долларов. Это не такое уж необоснованное объяснение.

— Как вы исполняете такой большой ордер, как 2 млрд долларов? Как вообще вы можете получить котировку бид/аск для такой суммы?

— Я расскажу вам, как это происходит. Предположим, поступает ордер на 500 млн долларов или более. Дилер встает и кричит: «Мне нужны звонки!» И сразу же человек 40 из числа дилеров, младших дилеров, клерков и даже операторов телексных машин начинают делать звонки. У каждого есть свой собственный обзвонный лист, поэтому в одни и те же банки они не звонят. В среднем они делают по три звонка, так что всего получается 120 звонков. И все это происходит в течение нескольких минут. Дилер выступает в роли координатора — сотрудники банка выкрикивают биды, а он отвечает: «Твое! Твое! Твое!»,— все время параллельно подсчитывая общую сумму проданной валюты. За считанные минуты крупный банк может переместить удивительную по размеру сумму денег.

— Получается, что вся прибыль от торговли поступает от дохода за счет разности между ценами бид/аск и от следования за крупными ордерами. Это для меня более понятно, ибо что я не могу понять — это как получается, что банки нанимают всех этих молодых ребят сразу после колледжа, и они могут делать деньги в качестве трейдеров. Не думаю, что настоящей торговле можно научиться так легко.

— Вы наступаете на больную мозоль. Да разве это торговля? Даже в Salomon Brothers, где бытует представление, что практически каждый человек является трейдером, лишь примерно полдюжины людей идут на настоящий риск. А остальные, по существу, просто котируют рынки. Большинство людей этот нюанс упускают.

— Вернемся к кредитному риску, связанному с межбанковским рынком, о котором вы упоминали ранее. Когда вы совершаете сделку, вы полностью зависите от кредитоспособности другой стороны. Если она не оказывается кредитоспособной, вы теряете деньги?

— Вы правильно поняли.

— С вами такое когда-нибудь случалось?

— Нет.

— Как часто такое случается?

— Если в сделке участвует кто-то, в ком вы сомневаетесь, вы можете попросить его предоставить обеспечение.

— А разве не может банк с хорошим кредитным рейтингом неожиданно обанкротиться?

— Неожиданно? Нет. Ну, какой можно было бы наихудший пример привести? Drexel? Salomon прекратила осуществлять валютные операции для Drexel за полтора года до того, как он обанкротился.

— Вы хотите сказать, что особенно большого кредитного риска нет?

— Есть, конечно, некоторый риск, но разве может Conti обанкротиться за ночь? Мы прекратили торговать с Conti за пять месяцев до того, как ФРС его выкупила.

— Но ведь кто-то же торговал с Conti во время тех последних месяцев? Что, они были хуже информированы?

— Не обязательно. Просто они были готовы пойти на риск. Могу вас заверить, что в эти последние месяцы Conti не торговал на рынке. Но при определенном уровне процентной ставки вы будете готовы предоставить деньги любому банку. Причина, почему не происходят неприятные сюрпризы, заключается в том, что это в общих интересах — знать, когда где-то возникает проблема. Поэтому сотрудники, занимающиеся кредитами, очень быстро обмениваются информацией в тех случаях, когда, как им кажется, существует проблема.

— А вам никогда не снятся сделки?

— Помню, был один случай — мне приснился очень конкретный сон в ночь накануне опубликования данных о внешней торговле. Мне приснились вполне конкретные цифры и еще весьма конкретная цифра по пересмотренным данным за прошлый период, и что доллар поднимется на определенный уровень, и я куплю доллары. Что затем доллар поднимется на второй уровень, и я куплю еще больше долларов. Доллар затем поднимется на третий уровень, и я снова его куплю, потом доллар поднимется на четвертый уровень, и я захочу продать, но куплю еще.

На следующий день данные по торговле были опубликованы и оказались теми же самыми цифрами, что мне приснились. Пересмотренные данные тоже оказались теми же цифрами, что я видел во сне. Даже последовательность движения цены была точно такой же, как в моем сне. Единственная разница заключалась в том (он приостанавливается), что я вообще не торговал.

— А почему?

— Потому что я не торгую на основе снов или слухов. Я фундаментальный трейдер. Я пытаюсь собрать факты и решить, какого рода сценарий будет, по моему мнению, разворачиваться. А торговать на основе сна абсурдно. Я рассказал моему помощнику об этом сне, и мы над ним посмеялись. И он сказал: «Тот день, когда ты начнешь торговать по снам, будет тем днем, когда мы можем начать паковать вещички».

На каждом из вновь достигнутых ценовых уровней рынок консолидировался, как это бывает перед дальнейшим ростом. Парадоксально, но если бы этого сна у меня не было, я, вполне вероятно, мог бы купить доллары.

— То есть, если бы вы исходили из своего сознательного анализа, вы согласились бы с основами этой сделки. Правильно?

– На все сто.

— А может быть, дело было в том, что вы не захотели проводить эту сделку, потому что вам не хотелось ощущать себя торгующим на основе сна?

— Да, пожалуй. Внутренне я был очень смущен тем, что происходило. Это было очень странное ощущение.

— Что-то вроде теней из «Сумеречной зоны»?

— Да, конечно. Я не мог поверить тому, что происходило. Мы с помощником просто смотрели друг на друга. Когда данные по внешней торговле оказались теми же самыми, что мне приснились, он сказал: «Ну ладно, Билли, признавайся, откуда ты взял эти цифры?»

— А еще раз что-нибудь подобное с вами случалось?

— Тот случай я помню лучше всего. Но у меня были похожие ситуации и при других обстоятельствах. Однако я не так отчетливо помню все детали.

— А вы не хотите послушать, как я мог бы это логически объяснить?

— С удовольствием. Как вы можете объяснить такое вот угадывание точных чисел?

— Вы работаете, отдыхаете, едите и, по существу, спите вместе с рынками. У вас в голове спрятано гигантское количество фундаментальной и технической информации. Предположим, что на основе каких-то неосознанных мотивов, которые вы где-то подобрали — может быть, кто-то что-то сказал, или вы видели, как другие люди открывали какие-то позиции, или что-то было еще — вы подумали, что данные по внешней торговле не будут соответствовать тому, что ожидалось. Может быть, в данном случае ожидаемые цифры показались вам иррациональными, и вы почувствовали, что торговать на их основе было бы глупо. А может быть, вам просто не нравится торговать перед опубликованием важных экономических данных, потому что у вас был в прошлом какой-то отрицательный опыт. Причина не так уж и важна. Я просто придумываю различные примеры. Но дело в том, что довольно легко представить себе, как вы можете правильно прогнозировать еще не опубликованные статистические данные, и почему такой прогноз может происходить на подсознательном уровне.

Ваш прогноз движения рынка в определенном направлении объяснить еще легче. С учетом вашего обширного опыта, коль скоро вы оказались правы относительно данных по внешней торговле, вряд ли удивительно, что вы смогли угадать направление движения рынка. Даже то, что во сне вы увидели точные уровни цены, не кажется таким уж абсурдным, потому что вы имеете исключительное чувство рыночных колебаний. Фактически лишь вчера я видел, как вы прервали наш разговор, чтобы разместить ордер на покупку на падающем рынке австралийского доллара в момент, который оказался точной точкой разворота.

Я хочу этим сказать, что вся эта информация находится у вас в голове, и она может освобождаться во время сна, потому что вы по какой-то причине не претворили ее в действие. В этом нет ничего особенно загадочного. Чтобы объяснить это, вам не нужно верить в мистическое предвидение.

— Вы можете даже сказать, что проигрывание различных сценариев — это как раз то, чем я занимаюсь все время. Это процесс, которым фундаментальный трейдер занимается постоянно. Что будет, если случится это? А что будет, если это не случится? Как отреагирует рынок? На какие уровни переместится рынок?

Так вы думаете, что нежелание открыть позицию в соответствии с ожидаемым сценарием приводит к вытеснению этого сценария в подсознание в качестве сна?

— В некоторых случаях — наверняка. Но я в этих вопросах не эксперт. Я не психолог, просто это кажется мне логичным. Приведу вам личный пример. Несколько лет назад у меня появилась сильная уверенность в том, что канадский доллар находится на ранних стадиях многолетнего бычьего рынка. Рынок находился в хорошем восходящем движении, а затем перешел в узкую консолидацию. Я подумал, что он пойдет выше, но у меня уже было четыре длинных контракта, а это была относительно большая позиция для одного рынка с учетом размера моего счета.

Той ночью мне приснилось, что канадский доллар пошел вертикально вверх. На следующее утро, когда я пришел на работу, я сразу же удвоил свою позицию с четырех до восьми контрактов. И рынок пошел прямо вверх. Я считаю, что причина, по которой мне приснился этот прогноз, заключалась в том, что логическая часть моего сознания не могла решиться на открытие торговой позиции, диктуемой моим рыночным опытом. Я воздерживался от действий, говоря себе: «Как могу я удваивать позицию, когда рынок идет вертикально вверх без малейшей реакции?» Конечно, как мы оба знаем, труднее всего решиться на те сделки, которые потом оказываются самыми успешными.

И, касаясь несколько родственной темы, считаете ли вы, что исключительным трейдерам помогает интуиция?

— Вообще говоря, я не думаю, что хорошие трейдеры принимают интуитивные или поспешные решения - конечно, не те трейдеры, которые долгое время работают на рынке. Что касается меня самого, то я обязательно хорошо продумываю идею каждой сделки и обосновываю ее прежде, чем открываю позицию. Существует целый ряд причин, которые не дают трейдеру принимать интуитивные решения. Например, прежде чем я открываю сделку, я всегда спрашиваю себя: «Если эта сделка окажется ошибочной, как я из нее выйду?» Вопросы такого типа становятся гораздо более важными, когда вы торгуете позициями большого размера. Другим важным соображением является оценка наилучшего способа для выражения идеи сделки. Поскольку я обычно стремлюсь не открывать прямых длинных или коротких позиций, я должен хорошо подумать, какая именно комбинация опционов даст наиболее привлекательный профиль прибыли/риска с учетом моих ожиданий от рынка. Все эти соображения по определению не позволяют принимать интуитивных решений. Однако, несмотря на все сказанное, бывают случаи, когда вопреки всему предварительному планированию торговые решения действительно принимаются таким образом, который можно считать интуитивным.

Например, рассмотрим ситуацию, когда во время вашего прошлого визита я пытался купить австралийский доллар. В тот конкретный момент министр финансов Австралии сделал заявление о том, что, с его точки зрения, не имеет значения, даже если валюта потеряет за день 10% своей стоимости. Как вы на это отреагируете? В таких ситуациях, панических по своему характеру, бывают моменты, когда в игру вступают интуитивные чувства. Во время беспорядка на рынке, последовавшего за этим заявлением, я почувствовал, что валюта эта ни в коем случае даже и близко не приблизится к изменению на 10%, прежде чем крупные игроки не войдут на рынок и не толкнут ее в другую сторону.

— А насколько он понизился в тот момент, когда вы разместили свой ордер на покупку?

— Примерно на 5%. Даже если бы у меня уже была долгосрочная длинная позиция, на которую плохо повлияли бы эти новости, я бы все равно решил, что, по крайней мере, в какой-то краткосрочной перспективе рынок должен был отскочить вверх.

— Как вы определяете момент, когда паническое движение рынка закончилось?

— Я думаю, что это некая комбинация опыта работы на рынке и какого-то врожденного чувства. Многие валютные трейдеры действуют, руководствуясь правилами, по которым если они теряют определенную сумму денег, то должны ликвидировать свою позицию. Такие решения не являются рационально принятыми в условиях конкретной ситуации в данный момент, скорее это общие правила, которые устанавливаются заранее. Как можно определить момент, когда истощились последние продажи? Это, вероятно, главным образом вопрос прошлого опыта, осевшего в вашем подсознании. В этом смысле то, что люди называют внутренним чутьем, вероятно, правильнее описать как подсознательный рыночный опыт.

— Каковы, по вашему мнению, характеристики по-настоящему превосходных трейдеров?

— Начнем с аналогии. Когда я учился в колледже, я считал, что люди, являющиеся по-настоящему умными, могут очень преуспеть, даже если не слишком утруждают себя работой, а люди, которые по-настоящему упорно трудятся, могут также преуспевать, даже если они не слишком талантливы. Напротив, в торговле, я думаю, требуются оба элемента. Лучшие трейдеры, которых я знаю, чрезвычайно умные люди, и при этом они очень много работают — гораздо больше, чем все остальные.

Кстати, когда я говорю об упорной работе, я подразумеваю приверженность и сосредоточенность, и дело тут не в количестве часов, которые вы проводите на работе. Эти трейдеры чрезвычайно поглощены рынками — под завязку, если так можно сказать. Они разрабатывают сценарии, переоценивают сценарии, собирают информацию и переоценивают эту информацию. Они постоянно спрашивают себя: «Что я делаю правильно? Что я делаю неправильно? Как я могу сделать лучше то, что уже делаю? Как я могу получить больше информации?» Это какая-то одержимость.

— И что, такой вот анализ осуществляется все время, пока вы бодрствуете?

— Безусловно. Некоторые профессиональные трейдеры могут утверждать, что они отделяют свою личную жизнь от жизни на работе и могут полностью отключаться во время уик-эндов. Я не верю этому ни секунды. Я думаю, что когда они расслабляются на своих яхтах, на каком-то уровне они все равно сосредоточены на рынках.

— Я знаю, что вы любите играть в гольф. Когда вы выходите на поле, вы по-прежнему думаете о рынках?

— Вероятно, да. Лучшие трейдеры не жалеют о том, что они проводят так много часов на работе, и не задают себе вопроса, стоит ли работать по выходным. Их приверженность делу нельзя заменить ничем.

— Когда вы беседуете с каким-нибудь кандидатом в трейдеры, как вы определяете, что у него есть такого рода приверженность?

— Иногда это очевидно. Например, во время интервью кто-нибудь может спросить вас «А во сколько мне нужно приходить на работу утром?» По-моему, это очень дурацкий вопрос. Приходи в любое время, когда тебе кажется нормальным. «Как долго я должен оставаться на работе после обеда?» Да уходи, когда захочешь. Я не собираюсь никому указывать, когда приходить, а когда уходить.

— Помимо ума и чрезвычайной приверженности, есть какие-либо другие качества, которые, по вашему мнению, важны для того, чтобы преуспеть в роли трейдера?

— Мужество. Недостаточно просто иметь понимание, чтобы увидеть нечто такое, чего не видит остальная толпа. Вам также нужно иметь мужество, чтобы предпринимать необходимые действия и не отступать от них. Очень трудно большую часть времени быть не таким, как все остальные, что по определению и необходимо делать тому, кто является успешным трейдером.

Многие люди думают, что торговлю можно свести к нескольким правилам: всегда делай то или всегда делай это. По-моему, торговля не имеет общих ситуаций, каждая ситуация по-своему конкретна.

Столь многие люди хотят получить выгоды, присущие преуспевающим трейдерам, не желая пройти через труд и боль. А боли здесь очень много.

— Что это за боль?

— Вы отказываетесь от многих вещей. Все здесь построено на компромиссах. Посреди ночи, когда все остальные спят, вы сидите перед компьютером, на экране которого бегут зеленые цифры, и умираете от боли, потому что рынок идет против вас. И вы не знаете, изменились ли какие-то фундаментальные факторы или, может быть, это просто бессмысленное краткосрочное движение. Это очень тяжелые моменты.

— Торговля является таким всепоглощающим элементом вашей жизни, включая и те бессонные ночные часы, которые бывают так регулярно. Не является ли эта страсть, как вы сами назвали ее чуть раньше, источником некоторых трений в вашей семье?

— Вовсе нет. Моя жена много лет занималась продажами облигаций в Goldman Sachs. Лично я считаю, что из нее получился бы очень хороший трейдер — у нее много нужных для этого черт характера, — но сама она торговать не хочет. Я не буду упрощать ситуацию, просто сказав, что она понимает меня, потому что это звучит пошло. Она более чем понимает — она полностью со мной, поддерживает меня, и, я думаю, она очень гордится тем, что я делаю.

— Почему вы торгуете?

— Мне нравится сама игра. Я считаю, что она бросает огромный вызов. И, кроме того, в этой игре легко вести счет.

— Даже с учетом того, что торговля поглощает большую часть вашего дня, не говоря уж о ночах, она все равно доставляет вам удовольствие?

— Огромное удовольствие! Она чертовски захватывающа, потому что каждый день все по-новому.

— А стали бы вы торговать, даже если бы не было денежного вознаграждения?

— Конечно. Я стал бы делать это даже бесплатно. Мне уже 36 лет, а я чувствую себя почти так, как если бы еще не работал. Иногда я не могу поверить, что делаю все эти деньги всего лишь на том, что играю в некую воображаемую игру. С другой стороны, взглянув на все деньги, которые я сделал за эти годы, я чувствую, что мне здорово недоплатили.

Чем больше супертрейдеров я интервьюирую, тем больше убеждаюсь в том, что по меньшей мере до некоторой степени их успех можно приписать врожденному таланту. Билл Липшуц является тому замечательным примером. Его первое знакомство с торговой деятельностью произошло в виде учебной торговли во время изучения инвестиционного курса в колледже. Закончил его Липшуц, увеличив в конце этого курса гипотетические 100 тыс. долларов до невероятных 29 млн долларов. Хотя это достижение, конечно, надо считать условным, так как в нем не участвовали настоящие деньги, и правила эксперимента были весьма искажены из-за отсутствия реальных ограничений на леверидж, результаты, тем не менее, поразительны.

Первый опыт Липшуца в реальной торговле был вызван получением наследства в 12 тыс. долларов, которые он в течение 4-летнего периода постепенно увеличил до 250 тыс. долларов. Хотя кончилось тем, что он спустил весь этот счет из-за одной крупной ошибки, сильно перегрузив свою позицию, это нисколько не умаляет тех навыков, которые были необходимы, чтобы обеспечить стабильный рост его капитала на первом этапе.

Наконец, и это самое важное, несмотря на отсутствие какого-либо предварительного опыта работы на валютных рынках, Липшуц уже в первый год торговли на этих рынках добился значительной прибыли, а в последующие семь лет прибыль его была исключительно большой. Хотя он отказывается называть какие-то конкретные цифры, в течение восьмилетнего пребывания в фирме его торговля, по оценке, принесла Salomon Brothers более полумилларда долларов прибыли.

Сам Липшуц называет главными ингредиентами своего успеха напряженный труд и всепоглощающую приверженность рынкам. И хотя напряженный труд сам по себе недостаточен для того, чтобы стать великим трейдером, он, похоже, является важным ингредиентом успеха многих лучших трейдеров мира. Липшуц также считает, что важным ингредиентом торгового успеха являются высокие интеллектуальные способности. Однако следует отметить, что некоторые другие люди, которых я интервьюировал (например Виктор Сперандео), не разделяют этой точки зрения.

Темой, которая постоянно повторяется во многих моих разговорах с ведущими трейдерами мира, является их взгляд на рынок как на замечательную игру, а не на работу. Липшуц восторженно утверждает, что для него торговля является настолько увлекательной игрой, что если бы пришлось, он занимался бы ею даже бесплатно.

Урок, который следует извлечь из торгового стиля Липшуца, заключается в том, что не нужно сразу открывать или закрывать всю позицию целиком. Липшуц масштабируется и открывая, и закрывая практически все свои сделки. Кроме того, трейдерам можно дать такой здравый совет: избегайте соблазна быть всегда абсолютно правым. Например предположим, что вы убеждены в том, что рынок следует покупать, но цены уже значительно повысились. Во многих случаях, если сделка очень уж хороша, ожидание значительной реакции до открытия всей позиции может привести к тому, что вы целиком пропустите это движение. Однако, приняв план масштабирования — т. е. открыв часть предполагаемой общей позиции по текущей рыночной цене, а остальные части постепенно уменьшающимися долями, — вы обеспечите себе небольшую прибыль, если рынок продолжит расти, не неся при этом чрезмерного риска, который возник бы, если после большого непрерывного роста вы открыли бы всю позицию целиком.

В другом примере предположим, что вы имеете длинную позицию с большой прибылью и беспокоитесь, что рынок уже достиг вершины. Если вы закроете всю позицию, а рынок продолжит повышение, вы пропустите значительную часть общего движения. С другой стороны, если вы оставите всю позицию целиком, а рынок действительно достигнет вершины, вы, в конце концов, будете вынуждены отдать значительную часть заработанной прибыли. А используя подход с постепенным масштабированием сделки, вы хотя и не достигнете наилучшего возможного результата, но и не придете к наихудшему возможному результату. Кроме того, используя подход масштабирования при открытии и закрытии позиции, вы можете ограничивать полный размер позиции теми случаями, когда ваша уверенность в рынке и сделке является максимальной.

Другой урок, который следует вынести из этого интервью, заключается в том, что если у вас есть сильное убеждение в отношении сделки, и рынок совершает крупное движение из-за какого-то новостного события, то лучшим решением будет покупка по уже выросшим ценам (или продажа на упавшем рынке), как бы это ни было для вас тяжело. Идеальный пример этой идеи был представлен тем, как трейдер из группы Липшуца торговал на рынке после встречи «Большой семерки».

В книге Market Wizards Марти Шварц сделал наблюдение, что если сделка, о которой вы очень беспокоитесь, не оказывается настолько плохой, как вы боялись, не следует закрывать ее. Объясняется это тем, что если рынок не может развить движение в направлении, противоположном вашей позиции, то, вероятно, существуют некоторые очень мощные силы, толкающие рынок в направлении вашей первоначальной позиции (поскольку причины ваших страхов — фундаментальные и технические — разделяют, вероятно, и многие другие участники рынка). Прекрасный пример применения этого правила на деле был представлен в одной из сделок, которой Билл Липшуц, по его признанию, испугался. В том примере у него в разгар резкого роста доллара была очень большая короткая долларовая позиция против немецкой марки, и он должен был ждать, пока откроется Токио, чтобы найти достаточную ликвидность для выхода из позиции. Однако к тому времени, когда токийский рынок открылся, доллар уже ослабел, позволяя ему легче выпутаться из этого сложного положения, и отсюда он сделал вывод, что ему не следует торопиться с выходом. Липшуц, будучи высококвалифицированным трейдером, отреагировал совершенно правильно и отложил ликвидацию свой позиции, вернув тем самым большую часть убытка.

И еще один момент мне показался особенно любопытным — то, что после более чем четырех лет стабильных торговых выигрышей на собственном счете Липшуц за несколько дней потерял практически весь свой капитал. По иронии судьбы этот убыток совпал с началом его работы в Salomon Brothers. Интересно, что, как было видно из интервью, он имел сильные возражения против того, чтобы одновременно торговать на личный счет и на счет компании. В результате ликвидация собственного счета удачно позволила ему избежать этого потенциального источника конфликта. В нашем разговоре Липшуц настаивал, что этот убыток был, вероятно, случайным, поскольку он в то время еще только стажировался и не осознавал, что может быть какой-то потенциальный конфликт интересов.

Несмотря на отказ Липшуца, я не могу не вспомнить об одном провокационном афоризме: «Каждый получает от рынка то, что хочет». И я подумал, что, может быть, подсознательно Липшуц стремился избавиться от собственного счета, чтобы можно было полностью посвятить себя работе в Salomon Brothers. В любом случае, время этого большого убытка и его относительная уникальность в торговой карьере Липшуца выглядят несколько парадоксально. И хотя эта интерпретация событий выглядит слишком смелой, верно одно: Липшуц действительно получил то, что хотел — замечательную работу, огромные торговые прибыли и отсутствие конфликта между его личной торговлей и торговлей на компанию.

Лучшие брокеры:
Лучший Форекс-брокер 2024 года – компания «Альпари». Более 2 млн. клиентов из 150 стран. На рынке – с 1998 года. Выгодные торговые условия, ECN-счета с доступом к межбанковской ликвидности и моментальным исполнением, спреды – от 0 пунктов, кредитное плечо – до 1:1000, положительные отзывы реальных трейдеров.
Один из лучших Форекс-брокеров 2024 года – компания «RoboForex». ECN-счета с депозитом от $10. Возможность торговать акциями Amazon, Facebook, Siemens и еще более чем 12000 активов через платформу «R Trader» с депозитом от $100. Разрешены скальпинг, пипсовка, любые советники и стратегии. Имеется бесплатный конструктор торговых стратегий.
Один из лучших Форекс-брокеров 2024 года – компания «NPBFX». Банковский Форекс. На рынке – с 1996 года. До 2016 года обслуживание всех клиентов осуществлялось от лица банка с лицензией Банка России (АО «Нефтепромбанк»). В начале 2016 года был проведен ребрендинг и перевод обслуживания частных клиентов в международную компанию «NPBFX Limited» с лицензией IFSC. В банке продолжается обслуживание корпоративных клиентов.
Лучший Форекс-брокер 2024 года – компания «Альпари». Более 2 млн. клиентов из 150 стран. На рынке – с 1998 года. Выгодные торговые условия, ECN-счета с доступом к межбанковской ликвидности и моментальным исполнением, спреды – от 0 пунктов, кредитное плечо – до 1:1000, положительные отзывы реальных трейдеров.
Содержание Далее
Лучший Форекс-брокер – компания «Альпари». Выгодные торговые условия, более 2 млн. клиентов, положительные отзывы реальных трейдеров, уникальные инвестиционные сервисы, множество бонусов, акций и призовых конкурсов, торговля валютами, металлами, CFD и бинарными опционами (у данного брокера обозначаются понятием – «Fix-Contracts»), качественная аналитика и обучение. Forex: пять шагов к успешному трейдингу Банковский Форекс. На рынке – с 1996 года. До 2016 года обслуживание всех клиентов осуществлялось от лица банка с лицензией Банка России (АО «Нефтепромбанк»). В начале 2016 года был проведен ребрендинг и перевод обслуживания частных клиентов в международную компанию «NPBFX Limited» с лицензией IFSC. В банке продолжается обслуживание корпоративных клиентов. Выгодные торговые условия, разрешен скальпинг и автоматическая торговля, для частных клиентов минимальный депозит – от $10.