Серебряный экран
Читать по-английски было легко, но мой разговорный язык надо было улучшать. Решив
совместить приятное с полезным, помимо книг я стал брать в библиотеке видеокассеты с
кинофильмами. Во всех местных телевизорах можно включать показ субтитров (они
делаются не столько для иммигрантов, сколько для глухих). Я смотрел по два-три фильма в
день, и через три-четыре месяца субтитры мне стали не нужны.
В библиотеке были отобраны фильмы, получившие награды или ставшие известными в
своё время. На девяносто процентов это было американское кино. Вначале я брал более
новые фильмы, с современными кинозвёздами. Постепенно они закончились, и мне
пришлось выбирать из фильмов 1950-70-х годов, зачастую чёрно-белых. К моему
удивлению, эти фильмы были более интересными и человечными, чем новые. Я перешёл на
фильмы тридцатых-сороковых, и многие из них понравились ещё больше.
Мне всегда было интересно посмотреть на Америку и её историю глазами самих
американцев, глазами очевидцев, а не комментаторов. В чём-то это удалось. Как минимум, я
увидел историю грёз Америки. За год я просмотрел порядка 300-400 лучших фильмов всех
времён. Было особенно интересно сравнивать оригинальные фильмы и их «римейки», снятые
через 30-40 лет.
Я стал разбираться в стилях, темах и актёрах разных лет. Мне было интересно
попутешествовать по времени. Скажем, по книгам я уже представлял, что происходило во
времена Великой депрессии. Я смотрел на Фреда Астера и Джинджер Фред глазами тех
безработных тридцатых годов, которых кинотеатры завлекали, прилагая к билету дешёвую
алюминиевую кружку. Кое-что оказалось удивительно знакомым. Например, песни из
мюзикла шестидесятых «Моя прекрасная леди» пел Муслим Магомаев, а мелодия, годами
сопровождавшая прогноз погоды в советской программе «Время», вышла из «Афёры Томаса
Кроуна».
К сожалению, со временем грёзы Америки становились всё более злыми и жестокими. По
фильмам было хорошо заметно, что в западном обществе в 1960-е произошёл переворот,
смысл которого не понят до сих пор. Тот же переворот идёт сейчас в России.
Постепенно я обнаружил, что религиозные люди в Канаде, будь то христиане или индусы,
человечнее и симпатичнее борцов за либерализм и эмансипацию. Надо сказать, что я
неверующий, ни разу не ходил в церковь или храм – только в музеи. По привычке я
относился к верующим скорее как к отсталым и «реакционным».
Чтобы понять, чем был социализм, надо было его потерять. Чтобы понять, что такое
общество, основанное на пусть и неявных, но христианских ценностях, надо увидеть
общество, которое не основано на христианских ценностях.
|