Дым Отечества
Дым Отечества окутал меня совершенно неожиданно. Зима в Ванкувере дождливая, и как-то
мне захотелось купить хороший радиоприёмник, чтобы слушать лёгкую музыку. Я
никогда не интересовался классической музыкой и считал, что для её понимания надо иметь
особый слух и образование. Оказалось, что надо просто услышать музыку, а не тот шум,
который доносится из телевизора.
Желая проверить басы в понравившейся мне аудиосистеме, я вставил в проигрыватель
компакт-дисков случайно взятый диск Д.Шостаковича. Я был настолько поражён, что
целиком прослушал концерт для фортепиано и виолончели с оркестром. Я никогда не
подозревал, что телевизор и обычный бум-бокс настолько убивают музыку. Когда звуку
вернули все тонкие оттенки и убрали искажения, музыка зазвучала так, как была исполнена.
Раньше я не мог бы и представить, что буду спешить домой, чтобы поставить симфонию.
Из всех композиторов ближе всего мне были русские – Римский-Корсаков, Балакирев,
Стравинский. До этого я и не догадывался, какие сокровища были созданы в старомодном
XIX веке. Оказалось, что композиторов в истории было мало, и что за последние лет
пятьдесят великие больше не появлялись.
Поп-музыке чистота звука не оставила шансов. Поп тоже зазвучал так, как был исполнен.
Я просто перестал это слушать. Люди так увлеклись созданием совершенной техники для воспроизведения музыки, что искусство создания самой музыки оказалось почти утерянным.
Интересно, как долго смогут выжить оставшиеся исполнители классики.
В это же время мне попалась видеокассета с нашим фильмом «Цвет граната». Я посмотрел
фильм дважды, а потом мне повезло увидеть его на большом экране, во время ретроспективы
советского кино в киноклубе Ванкувера. Там же шли «Короткие встречи».
И почему за пятнадцать лет полной демократии не снято ни одного нормального фильма, а
столь широко раскритикованное советское министерство культуры финансировало «Цвет
граната»?
Однажды я случайно увидел, как переезжал и перевозил свои вещи пожилой и явно
небогатый канадец. Среди его вещей было несколько ящиков с книгами. Такое количество
книг – весьма редкое явление для Канады. Особенно учитывая, что это были не дешёвые
«одноразовые» детективы, а полноценные книги в твёрдых переплётах. Одна такая книга
стоит дороже, чем обед в хорошем ресторане.
Проходя мимо, я бросил взгляд на его библиотеку. Наверху стопки лежала «Конституция
(основной закон) Союза ССР» на английском языке.
На работе мне приходилось регулярно набирать новых сотрудников. В духе «работы в
команде» (teamwork) интервью проводили вдвоём-втроём, и с тремя кандидатами
одновременно. Встретилось несколько русских. Они были гораздо образованнее и
технически грамотнее, чем канадцы, но не проходили отбор.
Я прекрасно понимал их ответы на интервью с нашей, русской точки зрения. С другой
стороны, я уже знал канадские требования, обсуждал русских кандидатов с канадцами и
видел нестыковки. Главной проблемой русских было непонимание того, что от них
требуется играть по канадским правилам, быть не творцом, а функционально ограниченным
винтиком. Пример вопроса, на котором зарезали кандидата: «Если вы не успеваете закончить
задание к концу дня, что вы сделаете?». Русский ответ – останусь после работы и доделаю. В
канадском понимании это равносильно преступлению. Правильный ответ – скажу об этом
менеджеру. В должностных обязанностях тестера не записано, что он думает. За него думает
менеджер.
Другой вопрос: «Опишите своего идеального босса». Русский ответ – он должен быть
знающим, опытным, авторитетным, уважаемым человеком. С канадской точки зрения это
означает, что кандидат будет неуправляем. Правильный ответ – босс должен давать мне
чёткие указания, спрашивать результаты работы и быть хорошим ментором. Требуется
беспрекословное подчинение и выполнение приказов, а не оценивание вышестоящего.
Фактически, корпорация – это армия.
В местной русскоязычной газете для иммигрантов мне попалось объявление о начале
работы школы по подготовке тестеров программ. Я предложил свои услуги преподавателя, и
вскоре начал вести вечерние группы. В основном обучались люди 35-45 лет, которые иммигрировали три-пять лет назад. Все были с высшим образованием и опытом, но подолгу
не могли найти приличную работу.
Быстро стало понятно, что проблемы этих людей – психологические. Большинство из них
были, кстати, евреями, многие пожили в Израиле. Но они остались советскими по своим
представлениям о работе. Они считали, что им не хватает знаний, что без знаний они не
смогут принести на работе пользу, и за это их уволят. Объяснив основы тестирования и
практику в поиске багов, я уговаривал их сосредоточиться на перестройке мышления на
канадский лад, на подготовке к интервью. Но они упрямо требовали больше науки и не
верили, что надо просто стать на время самоуверенными бахвальными формалистами.
Канадец не способен отличить толкового человека; он выбирает того, кто нахальнее и громче
себя разрекламирует. За невыполнение работы увольняют редко, обычно – за отсутствие
показного усердия.
Я заметил, что людям после тридцати уже тяжело перестраиваться. Если лет после
шестидесяти человек уже и не пытается измениться, то тяжелее всего сорокалетним – они
хотят, но не могут. В результате они живут с чувством постоянной неполноценности,
обречённости. Канадцы же только и ищут психологически слабых людей, чтобы тем или
иным способом нажиться на них.
К сожалению, русские подростки перестраиваются слишком легко, и вскоре становятся
весьма похожими на местное население.
|