ПОЧЕМУ МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК ВСЕГДА НЕПРАВ?
Если все цифры, все бухгалтерские вариации, компьютерные системы и бесконечные возможности начинают сбивать
вас с толку, то есть еще один индикатор, которым до сих пор пользуются профессионалы, — и индикатор этот совсем прост. Надо выяснить, что делает средний — или маленький — инвестор. И сделать наоборот. Искушенные спецы чувствуют себя не в своей тарелке до тех пор, пока не удостоверятся, что относительно малоинформированный инвестор убежденно движется в совершенно ином направлении. Это имеет самое прямое отношение к Накоплению и Распределению. Когда искушенные Накапливают, то они Накапливают, скупая у кого-то, а когда они Распределяют, то всегда находится кто-то, чтобы купить.
Собственно, нового здесь ничего нет. Успешный Биржевик, тот самый, что издал в 1881 году «Как выигрывать на Уолл-стрит», задавался таким вот риторическим вопросом:
«Кто он — тот, кто содержит всех этих краснощеких и пузатых брокеров, декорирует интерьеры их особняков бархатом и черным деревом, выставляет на их столы вина и серебро, украшает их жен и дочерей — и любовниц тоже — шелками, кружевами и бриллиантами? Это жертвенный агнец — кроткий, доверчивый и невинный».
С 1881 года кое-какие вещи переменились. Краснощекие и пузатые брокеры пытаются избавиться от животиков с помощью упражнений и диет, чего в 1881 году они делать бы не стали. Но во всем прочем, во всем прочем никаких кардинальных перемен не произошло. (Слово «любовница» в наши дни тоже не в ходу, а молодых дам, которых Успешный Биржевик отнес бы к этой категории, больше интересует пара сотен горячих бойких акций и доля в какой-нибудь липовой карибской компании, чем все шелка и кружева. Прогресс есть прогресс.) Но искушенные по-прежнему не сводят с агнцев своих желтых волчьих глаз.
Да вот вам пример. Два моих приятеля заправляют очень бойким и энергичным фондом. Каждый раз, когда тенденции рынка начинают вызывать у них беспокойство, они отправляются в зал заказов компании «Меррил Линч, Пирс, Феннер и Смит», где все телетайпы распечатывают заказы, поступающие со всех уголков планеты из бесчисленных отделений «Меррил Линч». Как вы знаете, «Меррил Линч» — это гигант-супермаркет мира инвестиций, за свои услуги мелким вкладчикам получивший наименование «Мы, Народ».
— Мы бродим по этому залу, — рассказывал один из этих моих приятелей после одного такого визита, — а заказы стекаются со всей страны, и все заказы буквально кричат: продавать, продавать, продавать. Таким образом мы выясняем, что биржа по-прежнему стоит крепко.
Иными словами, Маленькие Люди продавали — а, значит, биржа стоит крепко, потому что Маленький Человек всегда неправ. Во всяком случае, так утверждает популярная мифология.
Маленькие Люди — это не коротышки. Это владельцы маленьких счетов, покупающие акции неполными, менее сотни акций, лотами — просто потому, что на большее у них нет денег. Вы можете отслеживать их, читая статистику Неполных Лотов в газетах Существует целое племя мудрецов, которые зарываются в эту статистику, а потом объясняют вам, следует ли продолжать поступать вопреки поведению Маленьких Людей, или же здесь имеет место «Ложное движение». «Ложное движение» — это фраза-подстраховка, которой пользуются мудрецы, нечто вроде последнего параграфа в отчетах брокерских фирм, который в переводе с адвокатского языка говорит, что «все, изложенное выше, может оказаться неправдой, и мы действитель-, но продаем товар, который здесь рекомендуем, но наш адвокат прочитал этот отчет, и все наши тылы прикрыты».
Вскоре после визита тех моих двух приятелей в зал заказов: ко мне заглянул другой мой знакомый, постоянный покупатель Неполных Лотов. С ним мы и отправились на дружеский ленч, за которым я получил возможность самостоятельно определить, что же — на основании теории «Делай Наоборот» — может произойти на бирже.
Мне не очень-то просто настроиться на разговор с настоящим Неполно-Лотчиком, уже хотя бы в силу разницы в масштабах, потому что я кормлюсь слухами в среде профессиональных финансовых менеджеров, а их цифры гораздо, гораздо выше. Они обычно говорят что-то вроде: «Из-за департамента юстиции я потерял двадцать два миллиона долларов на акциях «Америкэн Бродкастинг», когда федералы остановили их слияние с ПТ» — и это все святая правда, но только говорят они не о своих деньгах. Они говорят о своей работе. Или бывает так, что я сижу с кем-нибудь, наблюдая движение биржевой ленты, и тут выплывает котировка «Сперри Рэнд», и этот кто-то говорит: «О, смотри, Джерри продает свой «Сперри Рэнд» уже третий раз в этом году». Искушенные инсайдеры любят выражаться таким языком. Это означает, что Джерри, с которым мой собеседник завтракал во вторник, целый год покупал и продавал «Сперри Рэнд», умудряясь раз за разом с прибылью пускать в оборот $50 миллионов.
В общем, я настраиваюсь на этот ленч, потому что только что прочитал в биржевой газете о Маленьких Людях Автор статьи утверждал, что действия малых инвесторов есть не что иное, как упражнение в массовом мазохизме,— они теряют деньги, потому что испытывают удовольствие от боли утраты. Вот что пишет этот автор: «..Любители неполных лотов продолжают демонстрировать превышение продаж над покупками, исполненные детской убежденности в том, что все «плохие» экономические новости, которые они читают в газетах, скоро будут «восприняты» рынком. И только когда в биржевом движении четко обозначится Вершина Кривой, эти индивиды поймут, что теперь они начинают «воспринимать» то, что рынок давным-давно знал». Неполнолотчики, пишет автор, продавали во все годы биржевого подъема 1962-1966 гг., а потом они покупали при движении биржи вниз. Теперь, когда биржа снова идет вверх, они снова продают. Приличному человеку следует располагаться по другую сторону барьера.
— Во-первых, я, может, и малый вкладчик, но я не какой-то там усредненный малый вкладчик,— сказал Неполнолотчик Роберт, мой собеседник за ленчем. — Я спекулянт, и признаю это. Во-вторых, моя информация гораздо надежнее, чем та, которой располагает средний малый вкладчик. У меня куча инсайдерской информации.
Инсайдерская информация погубила множество неглупых людей, поэтому я поинтересовался, откуда поступает его информация.
— У меня очень крутой брокер, — сказал Роберт. — Он действительно заранее знает, когда и что произойдет. Он всегда говорит мне, когда произойдет сплит тех или иных акций.
— Сплит обычно учитывается в цене, и две новых бумажки стоят столько же, сколько одна старая, — сказал я, чувствуя себя как старый дядюшка, поучающий юнца-племянника.
— В феврале был один сплит, и я на нем сделал три пункта,— сказал Роберт. — Вдобавок, я получаю еще больше информации от одного товарища по работе. Его сестра работает у одного типа в мэрии, а люди в правительстве всегда знают, когда и что произойдет.
Я начал понемногу представлять себе мир Роберта: Они — с большой буквы «О» — всегда замысливают что-то сделать. В моем случае эти Они сидят в «Оскаре» в пять вечера — и, выставив всей компании по выпивке, ты всегда можешь с Ними поговорить. Проблема лишь в том, чтобы определить, когда Они говорят тебе правду, а когда пытаются тебя надуть.
— И мой брокер, и сестра моего товарища заработали очень неплохо, — сказал Роберт. — Очень, очень неплохо.
— Рад это слышать, — сказал я. — А что ты сейчас делаешь на бирже?
— Я продаю, — сказал Роберт. — Только что закончил продавать.
— Ты считаешь, что у экономики начинают возникать проблемы? — поинтересовался я.
— Об этом все газеты пишут, — сказал Роберт. — Вот я и фиксирую прибыли. У меня на примете есть особенно хорошие акции, которые я снова куплю, как только они пойдут вниз.
— И у тебя действительно хватит мужества покупать, когда рынок пойдет вниз? — спросил я.
— Абсолютно. Мужества у меня навалом. Я тебе уже сказал: я спекулянт. У меня стальные нервы.
Роберт не мог не вызывать восхищения. Если вы знакомы с настоящими ковбоями-спекулянтами, особенно из тех, что заправляют нервными фондами, нацеленными на результат, то вы знаете и то, что ногти у них сгрызены почти до основания, они постоянно что-то жуют и жалуются на бессонницу. Их нервы явно не из стали.
— Надо просто понять какие возможности открыты для такого человека, как я, — сказал Роберт. — Раньше я покупал оборонные облигации. Потом до меня дошло, что на оборонных облигациях деньги только теряются. Ты купил облигации, ты получаешь свои проценты, но к тому времени, как ты обмениваешь их на деньги, стоимость стрижки удвоилась, и костюмы в два раза дороже, и счета от врача в два раза больше, а у тебя только оборонная облигация и процент на нее, и ты здорово в проигрыше. Множество людей этого не понимает, но до меня дошло.
— Обесценивание валюты — это серьезная проблема во всем мире, — сказал я, снова чувствуя себя старым дядюшкой.— Во всех странах печатный станок работает без перерыва.
— Конечно, — сказал Роберт. — То же относится и к страхованию жизни. Деньги, которые ты получаешь в результате, уже совсем не те, что ты вкладывал в страховку.
— Очень проницательно, — сказал я. — Точная мысль.
— Значит, покупать надо что-то, что угонится за инфляцией,— сказал Роберт.— У меня одиннадцать полудолларовых монет с Кеннеди, и они уже прилично поднялись в цене, хотя, конечно, это и пустяк. А еще у меня пара сотен десятицентовых монет 1937 года, а их цена практически удвоилась.
— Я не знал, что ты коллекционируешь монеты, — сказал я.
— Я много чем занимаюсь, — сказал Роберт.
— А как ты пережил резкий обвал цен в прошлом году?— спросил я.
— Прекрасно, просто прекрасно, — сказал Роберт. — Правда, в самом конце мне немножко не повезло. Еще прошлой весной я подумал, что цветные телевизоры пойдут далеко. Я и сейчас так считаю. Цветной телевизор скоро будет у каждого. Вот я и прикупил немножко акций «Моторолы».
— Почем?
— Сначала я купил «Моторолу» по двести четыре доллара,— сказал Роберт. — Потом во время общего обвала она тоже поехала вниз, я и прикупил еще немного. Это резко снизило мои средние затраты. Второй пакет «Моторолы» я взял уже по сто пятьдесят шесть.
— Но «Моторола» почти вернулась к номиналу, она стоит где-то на сотне, — сказал я. — Ты в убытке.
— Я списал этот убыток с налогов прошлого года, — сказал Роберт. — Я продал акции по девяносто восемь долларов, и, как видишь, с тех пор они не поднялись.
— Это правда, — сказал я.
— Я их продал, чтобы переключиться на «Полароид». Я всегда знал, что эта игрушка окажется бомбой, а мой хороший приятель, который заказывает товары для одной очень большой торговой сети, говорит, что они не успевают заполнять полки «полароидами».
— Это был гениальный ход, — сказал я. — Если ты переключился на «Полароид», когда «Моторола» продавалась по сотне, то ты заработал на новых акциях восемьдесят процентов и покрыл убытки.
— Так бы оно и было, — сказал Роберт, — только я так и не купил «Полароид». Понимаешь, как раз в это самое время мы с женой поехали отдохнуть на выходные, а на обратном пути, на шоссе Меррит, мотор застучал. Механик в мастерской сказал, что движок надо полностью перебирать, вот мы и решили обменять старую машину на новую — с доплатой.
— Значит, с биржи ты выпал.
— Не считая моих продаж без покрытия.
— Ты продавал без покрытия во время обвала рынка?!
— Я продавал «Дуглас Эйркрафт» по тридцать восемь. Я прочитал статью в одном деловом журнале о том, что они теряют по шестьсот тысяч долларов на каждом выпущенном самолете, и что они уже практически обанкротились. К тому же я видел, что рынок в целом тоже катится вниз, потому что мы движемся к экономическому спаду.
— Здесь-то ты несколько пунктов заработал, ведь «Дуглас» упал до тридцати.
— Упасть-то он упал, но в этот день я был в отъезде и не мог позвонить своему брокеру, а когда я вернулся, кругом уже были все эти слухи насчет того, что «Дугласа» закупает «Макдоннел». Так что я покрыл свои продажи на сорока с копейками. Если дела оборачиваются против меня, я всегда фиксирую убытки очень быстро. Если, конечно, не планирую держать акции как долгосрочное капиталовложение.
— А что твоя жена думает обо всей твоей биржевой активности? — спросил я.
— Все время пытается меня вытащить с биржи, — сказал Роберт. — Э, да что эти бабы понимают? Прошлой осенью я был пару недель в отъезде, и знаешь что? Мне страшно не доставало биржи, каждый божий день не доставало. Больше всего я люблю поговорить с умным брокером, обменяться мыслями. Все дело в том, что я не могу держатся в cmopoнe от игры. Я влюблен в биржу.
— Ты мне вот что скажи, — сказал я. — Я знаю, что трудно вести счет всем деньгам, тем более что ты купил новую машину и все такое прочее, но ты когда-нибудь прикидывал, как обстоят дела с твоим сальдо?
— Конечно, — сказал Роберт. — Я начал с девятью тысячами долларов, которые получил в наследство от покойного дяди. Кое-что ушло на сторону, на машину и так далее, но я многому научился, и теперь я знаю, что и когда я делал не так, и я с уверенностью смотрю в будущее.
— Так что же осталось от девяти тысяч?
— У меня до сих пор две тыщи сто на счету, — сказал Роберт.
Я должен признаться, что Роберт почти убедил меня в теории, которая до того представлялась весьма сомнительной. Собственно говоря, Роберт — это часть значительно большей картины: все индивидуальные инвесторы нынче продают годами, независимо от размера их счетов, полными и неполными лотами, потому что пенсионные фонды стали большими покупателями, а на каждого покупателя должен найтись продавец. Объемы торгов стали невероятными, но отчасти это происходит потому, что некоторые финансовые организации, забыв о том, сколь мощно они выросли, продолжают прыгать от акций к наличности и обратно с изяществом слонов в балете. Я предоставляю вам самим судить о приключениях Роберта на бирже. Сам же я сейчас занят поиском десятицентовых монет 1937 года, потому что у меня есть очень серьезная наколка от человека с настоящей инсайдерской информацией о том, что эти монетки вот-вот двинутся в цене.
|
